Я буду тебе вместо папы. История одного обмана

Магуайр Тони

Медсестра помогла мне встать с кровати и отвела в комнату, где лежали новорожденные; там она показала, как правильно пеленать ребенка и кормить из бутылочки. Я внимательно слушала ее, несмотря на то что успела достаточно натренироваться с братиками и сестрой.

В то первое утро, когда я сидела в кресле и кормила мою малышку, мне казалось, что мы с ней находимся в своем собственном мире, где нет никого, кроме нас. Я напевала песенку без слов и любовалась дочкой. Она лежала, прижавшись головой к моей груди, и с завидным упорством тянула молоко из бутылочки.

Когда

малышка наелась, я аккуратно поставила ее столбиком, чтобы она могла срыгнуть. Я сидела и вдыхала чудесный запах новорожденной — ее нежной кожи, талька и молока. Прижав крохотный кулачок к моему плечу, она едва заметно вздрогнула. Я почувствовала теплую сырость, а потом услышала тихое сопение — моя девочка уснула.

Я поцеловала ее еще раз, положила в кроватку и накрыла вязаным одеялом. Я стояла и смотрела, как она спит, до тех пор, пока не пришла медсестра и не увела меня обратно в комнату.

Там меня ждала мама.

— Здравствуй, Марианна. Как ты себя чувствуешь?

Глупый вопрос, подумала я. Как я могу себя чувствовать, если мне через шесть недель придется навсегда расстаться с моим ребенком?

Вместо радости встречи я ощутила горькую обиду и негодование: почему мама не захотела принять мою дочь? Отец ведь разрешил ей оставить ребенка, когда родился Джек. Подобные мысли без остановки вертелись в голове и мешали мне говорить с мамой.

Она почувствовала мое настроение, вздохнула и встала, собираясь уходить.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала она, — но поверь мне, так будет лучше. У тебя вся жизнь впереди, когда-нибудь ты выйдешь замуж и заведешь детей, но пока ты еще слишком маленькая.

Я смотрела на мамину грудь, наполненную молоком для моего новорожденного младшего брата, и ничего не могла поделать. Я отвернулась, чтобы скрыть слезы, а мама встала и ушла, не сказав ни слова.

Глава тридцать четвертая

Восстанавливаясь после родов, я наслаждалась каждым моментом, проведенным с малышкой. Когда я кормила, или мыла ее, или просто держала на руках, меня переполняли незнакомая прежде сила и потребность защищать и оберегать это крохотное существо. Я звала ее Соней, это имя пришло мне на ум, стоило ей в первый раз пошевелиться у меня в животе, — в тот же миг я поняла, что это девочка. Единственное, что мне не нравилось, это постоянный надзор со стороны Матроны или медсестры: они ни на секунду не оставляли нас вдвоем. Если бы Соня родилась летом, мне бы разрешили погулять с коляской в большом фруктовом саду рядом с домом.

Мы бы укрылись от солнца под раскидистой яблоней и наслаждались теплом и уединением. Но на улице было слишком холодно, чтобы гулять с новорожденной, поэтому нам приходилось довольствоваться четырьмя стенами детской комнаты.

Соня была удивительно спокойным ребенком; с первых дней она редко плакала и почти все время спала. Это меня слегка утешало: окажись она трудным ребенком,

в новой семье ее могли бы меньше любить, — по крайней мере, мне так казалось. Мысли о приемных родителях по-прежнему угнетали меня, и я изо всех сил гнала их прочь.

Когда я полностью оправилась, мне разрешили вернуться в свою комнату; кроватку Сони поставили рядом с моей.

— Марианна, запомни, пожалуйста, что ребенок должен спать здесь, — сказала Матрона, и в ее голосе мне почудилось нечто похожее на сочувствие. — Я знаю, что вы, девочки, любите укладывать малышей к себе в кровать. Но потом будет только хуже.

Я прекрасно понимала, что подразумевается под словом «потом».

Не сомневаясь, что я все равно поступлю по-своему, Матрона вздохнула и села рядом со мной на кровать:

— Марианна, я же вижу, что ты начинаешь привязываться к девочке. Не думай, что я не понимаю… Твои чувства абсолютно естественны. Но ты ведь знаешь, что она не останется с тобой, поэтому не нужно все усложнять. Боюсь, это единственный совет, который я могу тебе дать.

Она встала и вышла из комнаты, оставив меня наедине с ребенком.

Естественно, я не обратила внимания на ее слова и при малейшей возможности забирала малышку к себе, клала ее рядом и слушала тихое дыхание, шептала на ушко, как я ее люблю, или тихонько пела, какая она у меня красавица.

Дни летели один за другим, сливались в недели, и однажды утром я внезапно поняла, что момент расставания, о котором я всеми силами пыталась забыть, вот-вот настанет.

Страшная реальность обрушилась на меня в тот миг, когда Матрона спросила:

— Марианна, у тебя есть во что нарядить ребенка для первой встречи с новыми родителями?

Я беспомощно посмотрела на нее: у меня же нет денег, на что мне купить одежду для Сони?

— Не волнуйся, — от Матроны не укрылась моя растерянность, — мы обязательно что-нибудь подыщем. И потом, они в любом случае полюбят ее, ведь твоя дочь — очаровательная малышка.

В последние дни перед расставанием я беспрестанно молилась, чтобы родители передумали и разрешили мне забрать дочку домой. Она была такой милой, такой хорошей — уверена, она никому бы не помешала. К тому же в нашем доме и так полно детей, еще один ничего не изменит!

Но этого не случилось. До последней минуты я надеялась, что двери Дома для незамужних матерей распахнутся и бабушка — папина мама, — бросившись ко мне, скажет, что она хочет забрать свою новую внучку домой, чтобы та стала частью нашей семьи. Но никто не пришел, никто…

Настал худший день в моей жизни.

В то утро, пока я мыла и вытирала Соню, мои пальцы подолгу замирали на каждой части ее совершенного маленького тельца. Я хотела навсегда сохранить в памяти мягкость ее кожи. Я смотрела не нее и никак не могла наглядеться; я должна была удостовериться, что в любой момент, закрыв глаза, я смогу представить мою малышку, ведь у меня даже не было фотоаппарата, чтобы забрать с собой ее снимок.

После того как я в последний раз покормила дочку, пришла Матрона. Она принесла обещанную одежду — голубой комбинезон.