Я была Алисой
Шрифт:
— Чтобы поцеловать мужа, мне не нужен повод, — проворчала я. Но голос мой дрожал, и, взяв меня за руку, Реджи пожал ее.
Через два часа он умер. Я все еще сидела с ним, все еще сжимала его руку, когда Реджи в последний раз улыбнулся и прошептал, что передаст мальчикам привет от меня… И вот его не стало. А я все глядела, как за окном комнаты мужа растет снежный сугроб, и жалела, что была недостаточно хорошей женой, но все же надеялась, что в итоге Реджи хватило любви, которую я смогла ему подарить.
В посвященном Реджи некрологе упоминалось, что в 1880 году он женился на Алисе из Страны чудес. Хочется думать, что ему это было бы приятно, хотя он единственный, для которого данное
И вот впервые в жизни Алиса осталась по-настоящему одна. Страна чудес канула в Лету. Мне остались большой дом и еще более внушительные, бесконечные счета. Конца-краю им не было, а мой доход опасно сокращался. Налоги, в том числе на наследство, пугающие расходы угля… По ночам я лежала в постели без сна, все складывая в голове цифры, и результат этих калькуляций всегда оказывался неутешительным.
При этом у меня остался крайне непрактичный сын, которого мои трудности, судя по всему, не заботили. Даже когда Кэрил все-таки приезжал домой, не могу сказать, что я воспаряла от счастья видеть его, собственно, как и он от радости видеть меня. За длинным и пустым обеденным столом нам было неуютно вместе. Я не могла делать вид, что одобряю его мотовство. Сколько раз я твердила ему, что его братья, конечно же, распорядились бы своей жизнью с большим толком, чем он, будь у них такая возможность. Но это лишь толкало Кэрила на еще более легкомысленные поступки. Например, как-то раз он погнал на машине в Лондон и по дороге проколол шину. Вместо того чтобы просто поменять колесо, он нанял фермера, который дотащил его на буксире до Эпсома, где Кэрил продал свою машину и купил новую, более дорогую, на которой продолжил путь.
С каждым его приездом наши ссоры становились все серьезнее, что, я уверена, было предметом живейшего обсуждения среди слуг. Сознавая это, я злилась еще больше. Как они смеют шушукаться обо мне! Ситуация с прислугой была просто ужасающей. Дошло до того, что мне приходилось прятать свои украшения вместо того, чтобы их носить, ибо я никому в доме не доверяла. Если бы я могла найти им замену, то уволила бы всех до одного.
И все же ужинать с Кэрилом, несмотря на существовавшую между нами напряженность, было лучше, чем сидеть одной, как это часто случалось, когда я, нарядившись в выцветшее вечернее платье (без драгоценностей, отчего я чувствовала себя голой), разглядывала на стене картины — старые папины писанные маслом пейзажи английской провинции, теперь порядком потемневшие, поскольку я не могла позволить себе их отреставрировать.
— Очень мило с твоей стороны позволить мне здесь остаться, — сказала я Кэрилу, когда темы нашей светской беседы исчерпали себя за супом, еще до того, как подали второе блюдо. — Ведь именно ты — законный наследник Каффнеллза.
— Нет, мама, это твой дом. Вряд ли я бы захотел его. — Он огляделся по сторонам в большой пустой комнате, и я в первый раз увидела дом его глазами: старые обои, небрежно опутанная электрическими проводами люстра, потрескавшаяся на потолке штукатурка. — Тебе никогда не приходило в голову пустить сюда жильцов или сдать весь дом в аренду? Это помогло бы сделать ремонт и даже увеличить наш с тобой доход. В Лондоне, знаешь ли, все безумно дорого.
— Жильцов? — Я уставилась на сына, небрежно евшего суп. Чужие люди в моем доме, там, где я создавала семью? Как ему пришло в голову предложить мне такое? — Нет, я не пущу жильцов! — холодно отрезала я и нажала на звонок, вызывая Мэри Энн. — Суп почти холодный. Заберите его и передайте поварихе, что я с ней потолкую позже.
В тот вечер, после того как Кэрил уехал в Лондон (теперь он редко оставался даже на одну
Однако теперь, когда мое горе стало безмерным, я не желала от него бежать. Я будто висела над пропастью, всеми силами цепляясь за Каффнеллз, и никого не было рядом (о Кэриле и говорить нечего. Надо же предложить такое, пустить жильцов!), кто бы мог подхватить меня, когда я все же сорвусь. Я жалела, что у меня нет ценностей, которые можно продать, чтобы сохранить память о Рексе и Алане, ибо лишь здесь, в Каффнеллзе, я могла вспомнить, как они выглядели. Только здесь я могла видеть их и Реджи — гуляющими по ныне запущенным владениям, так много для них значившим, и слышать отголоски мужского смеха из бильярдной. Сколько раз они делали ставки друг с другом, хотя знали, что я этого не одобряла!
Я просто не могла их снова потерять.
Я встала, размяла затекшие пальцы и стала бродить по комнате, разглядывая полки в поисках каких-нибудь ценных книг, может быть, первых изданий, хотя знала, что таких не имелось. И все же я искала, надеясь, что, может, Реджи приобрел что-нибудь без моего ведома. Хотя — я с нежностью улыбнулась — Реджи за всю свою жизнь не купил ни одной книги.
Наконец я остановилась у окна и устремила взгляд вдаль. Стемнело, и я видела лишь свое отражение в стекле — мои волосы, теперь совершенно седые, но все с той же челкой; мои серьезные, настороженные глаза, решительный подбородок, уже сморщенный от старости. «Вот уж поистине Зазеркалье», — подумала я. Ибо в моей жизни не было логики. Я путешествовала, искала, сомневалась, любила, к чему-то стремилась — все делала с таким усердием, а в результате оказалась здесь, не получив на свои вопросы ответов. Страны чудес не существовало. Никогда. Реальной являлась только я, которая взирала на себя в запятнанное зеркало и была не в силах в своем отражении узнать ни девочку из собственного детства, ни теперешнюю женщину, одинокую, не имеющую ничего за душой, кроме старого разваливающегося дома…
Но вот я вновь уставилась на застекленный шкаф. Пододвинула к нему скамеечку, ибо теперь, опустившись на колени, я рисковала вообще не встать, присела на нее. Потом открыла дверцу шкафа, просмотрела книги, многие из которых были на каких-то неизвестных языках, но все с моим именем, выделенным особо, и осознала, что все же кое-что ценное у меня имеется. Если только мне хватит сил признать это.
«Приключения Алисы в Стране чудес». Все дорогие первые издания, даже рукописный оригинал были на месте. Я их всегда считала фамильной ценностью. Но теперь у меня не осталось семьи — лишь память о ней, которая живет здесь, в Каффнеллзе.
Все прошедшие годы я не хотела читать эту книгу. Боялась увидеть на ее страницах себя. Но что я тогда знала о страхе? Теперь я потеряла сыновей на войне, похоронила мужа и того гляди лишусь дома. Вот что такое страх — это ужасное чувство, от которого замирает сердце, когда не знаешь, где земля и коснутся ли ее мои ноги снова. Страх — когда не знаешь, удастся ли сохранить память о тех, кого любила, пусть даже эта любовь пришла ко мне слишком поздно. Но я обрела ее и уже не могла предать.
Сейчас ничто не мешало мне открыть и прочитать книгу, и образ сына у меня на коленях снова возник в моем сознании — ведь это случилось именно здесь, в библиотеке. Теперь я уже не боялась того, что могу найти на пожелтевших страницах. Боюсь только, ждала я слишком долго.