Я, Чудо-юдо
Шрифт:
– Ми! – с рождающим сомнения энтузиазмом воскликнул Рудя. – Думай, они не забили…
– Но ведь конкретно этих людей там не было? Может, обойдется?
– Ты так хотеть избавляйся от меня?
У меня брови поползли вверх:
– Эй, приятель, мне казалось, это ты мечтаешь вернуться на большую землю и никогда больше меня не лицезреть!
– Дас ист майн траум [11] . Но не с португальцы.
– Ладно. Платон?
– Что? Я-то? А какой мне смысл? – пожал плечами новгородец.
11
Это
– Баюн?
– Чудо-юдо, ты меня поражаешь. Причем вдвойне. С одной стороны, приятно иметь право голоса наравне с людьми, но с другой – удивление мое граничит с негодованием: как ты думаешь, долгой ли будет жизнь русскоговорящего кота среди толпы морских разбойников и религиозных фанатиков? Кстати, они, по-моему, отлично знают, что приплыли на волшебный остров и, значит, намерены огнем и мечом искоренять все, что сочтут происками дьявола.
– Вопрос закрыт, – объявил я.
– Так что же нам делайт?
Ишь ты, «нам»…
– Вам – сидеть тихо. А я сейчас что-нибудь придумаю.
Между тем дворянин, возглавлявший поход, счел вступительную часть концерта завершенной. По его рекомендации священники вырыли в песке ямку и установили в ней крест, а главный взялся читать что-то торжественное – на латыни, естественно. Матросня притихла, солдаты преклонили колени, уперев приклады аркебуз в песок, дворянин обнажил голову.
Баюн и Рудя любезно предоставили перевод:
– Да сгинь адский скверна козней сатанинский, да развейся дух черний кольдовства над этой земля…
– Погибель чудесам острова сулит, ничего необычного.
– Да не смутись умы честний христиан дьявольской лесть о чудеса языческий…
– Похоже, в мире наслышаны об острове Радуги! Рассказы о нем смущают умы мореплавателей…
– Отныне и вовек века да будь этот земля благословен под власть римский престол и португальский корон. Поздравим себя, судари: мы только что получили новое гражданство. Правда, очень ненадолго – ровно до той поры, когда сограждане нас обнаружат. Странное дело: меня человеческие религии нисколько не интересуют, но вот сами религии почему-то очень остро интересуются мной… Чудо, ты что-нибудь делать собираешься?
– Остров, которий ты обещался защищайт, присоединяйт к чуждий корона…
– Рудя, я ушам своим не верю: ты вдохновляешь меня на ратный подвиг?
– Не бери греха на душу, – посоветовал молчавший доселе Платон. – Хоть и чужие, а все ж таки люди. И с ними можно полюбовно столковаться.
– Я имей дрюгой мыслий! – Оживился вдруг дер браве риттер. – Позволяй этим люди освящайт остров – тогда черний кольдовство и правда развейся, ты обретай человек обличий, ми все пробирайся на каравелла и угоняй в благословении Фатерлянд…
От стереофонии уже в ушах звенело.
– Стоп, стоп! – мотнул я головой. – Не нужно громких слов. Заллус, конечно, обманщик, но деваться с острова мне некуда, а терпеть здесь таких решительных посетителей – увольте. Так что за дело. Сидите здесь.
Я покинул уютную пальмовую тень и зашагал к португальцам. В голове царила гулкая пустота, которую вспышками озаряли молнии вопросов. Как поступить? Где обещанная Заллусом магия? Куда прогонять пришельцев, если с острова нельзя уплыть? И на что только Заллус рассчитывал?..
Признаюсь, мне было страшновато. Ну и что, что могуч и невидим, – вступать в силовое противоборство совсем не хотелось. И не только потому, что этакую
– Amen! – глядя прямо в мои невидимые очи, заявил священник и осенил панораму крестным знамением.
Я собирался привлечь к себе внимание достойным ответом, но язык почему-то прилип к гортани, поэтому я ничего не сказал. Просто обхватил крест, вытянул из земли и аккуратно положил в шлюпку. Кто-то тоненько пискнул, кто-то икнул, в остальном ничто не изменилось, только глаза португальцев сделались больше на два размера.
Так и не дождавшись иной реакции, я прокашлялся и сказал:
– Извините, господа-товарищи, остров уже занят! Так что скатертью дорога, просим больше не беспокоить.
Конечно, они не поняли, да я и не стремился к этому, надеялся только напугать их. А уж там пускай сами разбираются, могут они уплыть с острова или нет.
Что ж, напугать и впрямь получилось. Вот только реакция на страх у гостей, как я и опасался, оказалась несколько своеобразной.
– Сальве ме, Домине! [12] – заорал ближайший солдат и пальнул из аркебузы на голос.
12
Господи, спаси! (Лат.).
По счастью, произведение выстрела из древней бандуры было процессом трудоемким и продолжительным, я успел увернуться еще до того, как загорелся порох на полке. Пуля диаметром в палец смела головной убор со священника.
В тот же миг все пришло в движение.
Пушкарь бросился к пушечке. Я успел первым, вырвал орудие из креплений и зашвырнул подальше в море. Тотчас мне пришлось отскочить от шлюпки, которую стали дырявить остальные солдаты. Священник, сверкая тонзурой, прилюдно орал, что я «импиус спиритус [13] » и «малефикус аминус [14] ». А морячки принялись за самое опасное (для всех без исключения) дело – бегать в панике по берегу и вслепую размахивать холодным оружием.
13
нечистый дух (лат.).
14
злодейский дух (лат.).
Я присел на корточки рядом с другой шлюпкой, намереваясь выждать, когда схлынет первое волнение. Но тут дворянин, до последнего сохранявший видимость хладнокровия, выкрикнул что-то вроде «Вестиго! Вестиго!». По вытянутому пальцу его я догадался, что он видит мои следы.
Дворянин выхватил из-за пояса пистоль и пальнул в мою сторону. Я метнулся, уходя с линии выстрела, сбил кого-то с ног, кто-то налетел на меня. Паника пошла по второму кругу. Появилась первая кровь – одного из солдат зацепили кортиком, другому разбили нос. Среди морячков наибольший ущерб наносил здоровенный детина в красной безрукавке, при одном взгляде на которого в памяти всплывало слово «боцман». Он вооружился багром и в сутолоке уже зашиб до беспамятства троих подчиненных.