Я дрался на Ил-2. Книга Вторая
Шрифт:
Бегельдинов Талгат Якубекович
(интервью Артема Драбкина)
Когда на фронт приехал дважды Герой Советского Союза Михаил Одинцов, он, тогда замкомэска, и комэск Пошивальников меня спрашивают: «Ты сколько налета имеешь?» — «11 часов». — «Не густо… а летать-то можешь?» — «Ну, вообще могу…» Они с подозрением посмотрели на меня. — «Ну, ладно. Летать-то как… не забыл? У тебя все же два месяца перерыв». — «Да нет вроде бы». — «Ну, ладно, завтра посмотрим».
Спарок в полку не было. Учили так. Пошивальников встал на крыло, склонился ко мне в кабину: «Давай газ, только не взлетай, когда я скажу, тут же убирай газ». Я даю газ, понеслась. Разогнался, хвост поднял. Он кричит: «Убирай газ!» Остановились,
Первый боевой вылет делал на самолете с номером 13. А ведь мы, летчики, суеверные… Моя прабабушка прожила 101 год. Она очень меня любила. Я уже в аэроклубе учился. Как-то раз пришел, а она говорит: «Сынок, я тебя научу молитве. Будет дождь идти, молния, прочитаешь, в тебя молния не попадет, обойдет тебя». Идем к самолету, а я все думаю: «Что делать?» Вспомнил! Снаряд — это тоже молния, трассирующая молния. Прочел эту молитву. И потом перед каждым вылетом ее читал и был уверен, что снаряд в меня не попадет, Аллах сбережет. И до сих пор читаю!
А вот летчик-истребитель Шутт, тот никогда не полетит, пока тарелку не разобьет. У нас в полку был летчик Опрышко. Перед вылетом всегда штаны снимет, присядет и только потом летит. Без этого никак.
— Сколько вылетов прошло, пока Вы стали ведущим?
— Вылетов 15–20, примерно так. Тогда считалось, что если 9 вылетов сделал — будешь жить. На седьмом вылете я сбил истребитель.
Мы девяткой под прикрытием восьми истребителей вылетели на деревню Глухая Горушка. Задание было несложное: атаковать артиллерийские позиции противника и левым разворотом через болото выйти за реку Ловать, на территорию, уже занятую нашими войсками. Набрали высоту полторы тысячи метров и пошли. На подходе к цели ведущему майору Русакову по радио доложили с КП, что над целью до шестидесяти истребителей противника на трех ярусах: первый ярус патрулирует на высоте трех тысяч метров, второй ярус — на высоте полутора тысяч метров и третий ярус на бреющем полете в районе болота, куда мы должны направиться после атаки цели. Истребители противника верхнего яруса сразу же вступили в бой с нашими истребителями прикрытия.
Пошивальников Сергей Демьянович
С ходу сбили три самолета из переднего звена. Русаков, штурман полка, погиб. Жалко, хороший был человек. Крайнее левое звено атаковало цель и, петляя по перелескам, ушло. Наша тройка осталась одна. Ведущий старший сержант Петько подал команду приготовиться к атаке. В момент атаки он и левый ведомый сержант Шишкин были сбиты. Я остался один. Атаковал Горушку и, сделав левый разворот, вышел на бреющем полете к болоту. Тут впереди справа прошла пулеметная трасса. Пока соображал, что к чему, как еще одна трасса прошла прямо над фонарем. Я стал маневрировать, стараясь уйти на свою территорию. Когда перешел Ловать, там наша территория. Думаю, если уж умру, то похоронят. Немец не отстает. Даже выпустил шасси, чтобы скорость уменьшить. У «Ила» радиус виража меньше, и на вираже я его подловил. Всадил хорошую очередь ему в брюхо, и он клюнул на нашей территории. Перед самой землей летчик выровнял машину и притер ее в сугробы. А я ушел. Тогда слухи ходили, что наши летают на немецких самолетах. Я подумал, что, может, я своего сбил. Пойду, думаю, посмотрю. Развернулся. Летчик из кабины вылез, а к нему уже солдаты бегут. На плоскости посмотрел — кресты. Кое-как дотянул до аэродрома. Были повреждены руль поворота и глубины, пробиты пулей водомаслорадиаторы. Доложил о бое, о пяти сбитых. О сбитом «мессершмитте» говорить не стал. Утром командир полка вызывает:
— Ты вчера бомбы куда сбросил?
— …вчера точно на цель сбросил.
— Уверен? А чего тебя к командиру дивизии вызывают?
— Не знаю. — А про себя думаю: «Все! Наверное, нашего завалил…»
Каманин прислал «Виллис». На командном пункте меня встречает адъютант, сержант:
— Вы Бегельдинов?
— Я.
Заходите.
Думаю, раз встречают, значит, не будут ругать. Зашел. Мне предложили сесть. Возле окна сидели генерал-майор Каманин и два штатских. Я сел.
— Вы вчера летали на 13-м? — Я вскочил.
— Сиди. Сиди. Вы сбили самолет?
— Фашистский был самолет! — громко почти крикнул я.
Майор даже засмеялся.
— Точно, точно, фашистский самолет.
Я
— Расскажи, как получилось?
— Он пристал ко мне, атаковал, но не попал. Он хотел ко мне в хвост зайти, а я не даю. А когда перешел на нашу территорию, смелее стал. Думаю, разве я не могу стрелять? И за ним. Он за мной, я за ним. И поймал его на глубоком вираже. — А гражданские что-то пишут.
Каманин говорит:
— Ты сбил летчика, который сбил много самолетов во Франции, Польше и у нас. Вы, Бегельдинов, знаете, что сделали? Открыли новую тактику в штурмовой авиации. Оказывается, штурмовая авиация может драться с истребителями и может даже сбивать.
Я стою. Чего я могу сказать?
— Я вас награждаю орденом Отечественной войны II степени.
Тогда этого ордена еще ни у кого не было, мы только из газет знали, что его учредили.
— Спасибо. Служу Советскому Союзу!
— Может, кушать хотите?
— Нет, нас там хорошо кормят.
— Ладно, езжайте в полк.
Вернулся в полк. Командир полка:
— Ну-ка иди сюда. Почему ты вчера не доложил?
— Вчера пять человек погибли, как я могу докладывать, что сбил немецкий самолет?
Он замолчал.
— Ладно, иди.
На второй день фотография в газете и статья «Штурмовик может драться с истребителем и даже сбивать».
— Почему не встали в оборонительный круг, видя, что Вас атакуют истребители?
— Когда я прибыл, у нас еще не было такой тактики. Атаковали цель все вместе, а потом кто куда. Со временем начали применять и оборонительный круг, и атаку с круга.
Очень многое зависит от ведущего. Целые будут летчики или нет. Ведь тебе как ставят задачу? Начальник штаба, например, говорит: «На западной окраине такой-то деревни скопление танков. Уничтожить». Все. Как будешь идти туда, как атаковать, как отходить от цели — соображает ведущий. Я как ведущий за годы войны ни одного летчика не потерял. Все живы! Почему я не терял? У меня эскадрилья специализировалась на разведке. Меня утром с рассвета будят: «Бегельдинов, давай на разведку!» Я лечу один, без сопровождения, редко дадут пару истребителей. Зато я знаю, где стоят крупнокалиберные зенитки, где малокалиберные. Немцы редко по мне стреляют — стараются себя не обнаружить, но я вижу же, что стоит батарея. У меня была очень хорошая зрительная память — один раз увидел, сразу запомнил. И вот мне дают цель, допустим, в 15 километрах от линии фронта. А что значит цель? Это значит, противник сосредотачивается для нанесения контрудара или подтягивает резервы, чтобы прорвать нашу оборону и добиться успеха. Этот участок шириной может быть 3–6 километров. На остальном фронте тишина — второстепенные направления. Боевые действия идут только на этом узком участке. Понятно, что там и войск много, и зениток много. Зачем мне сразу лезть туда? Что для самолета 100–200 км? Я захожу со второстепенного направления, с тыла, с боку. Там, где меня не ждут. Атаковал, пока они очухаются, я уже, до свидания. Все живы, все здоровы. Задание выполнено. Это подтверждается фотокинопулеметом и плановым фотоаппаратом.
Был у нас майор Анискин, боевой товарищ, на Халхин-Голе воевал, но не мог ориентироваться. Ведущий должен отлично понимать карту, еще до вылета представлять, как атаковать, где танки, где артиллерия, где пехота. Он повел девятку, заблудился и бомбы сбросил на нашей территории в озеро. Вся девятка села на вынужденную, если бы привел домой, не выполнив задание, то ладно, простили бы, а так… Его забрали…
— Какая последовательность применения оружия в атаке?
— Смотря какая цель. Если за линией фронта, то все в одном заходе чаще всего выпускаешь. А если по линии фронта работаем, то могли и несколько заходов сделать. Километров за пять до линии фронта связываемся с землей. Они подтверждают цель. Атакуем с 1000–1500 метров, не выше, не к чему высоко лезть — ничего ты не увидишь. Человеческий глаз точно видит на 600 метров. Пускаем «РСы». По площадной цели ими хорошо стрелять, а по точечной — бесполезно. Вряд ли попадешь. Ну и потом настоящего прицела-то не было. На стекле нарисованы круги — это муть, ерунда. Потом начинаешь стрелять из пушек (пулеметами редко пользовались, когда только на бреющем атаковали). Короткими очередями, поправляя прицел по очереди. На выходе из пологого пикирования бросаем бомбы. Ты пойдешь, и бомбы тоже пойдут за тобой, и как раз в цель. Чтобы точно попасть, нужна практика. Сбросил и аварийно сброс продублировал. Вышли из атаки, наводчик может сказать: «Бегельдинов, второй заход». Разворачиваешься, опять штурмуешь. Иногда и по 12 заходов делали. После атаки обязательно по рации передаешь, что видел, где танки сосредоточены, артиллерийские позиции.