Я дрался на Ил-2. Книга Вторая

Драбкин Артем Владимирович

Я пришел: стоят ребята, в шинелях, в шапках, в морской форме, все в ботиночках, с чемоданчиками. Я говорю:

— Слушайте, ребята. Поздравляю вас с прибытием на фронт, желаю вам успехов. Вы будете в нашей эскадрилье. Давайте к делу. Командир эскадрильи старший лейтенант Третьяков приказал мне разместить вас в кубрики для летного состава. Проходите. Товарищ лейтенант, ведите свою команду.

Лейтенант — парнишка молодой, синеглазый, низенького роста. Заходим.

— Эта койка три дня назад была старшего лейтенанта, командира звена. Теперь — пустая. Дальше, вы, пожалуйста. Возле окна будете. Здесь был штурман звена, три дня назад погиб.

И я так всех погибших перечислил… Тут зашел Третьяков:

— Что ты наделал? Ты же их перепугал! Я, — говорит, — на тебя надеялся.

Мне

неудобно. Но прошло…

Третьяков говорит:

— Ты разбираешься в морской тактике, а я не разбираюсь, я же гражданский летчик. — Он говорит так, притворяется. — Так ты им расскажи, какие силы у нас, какое соотношение сил. Ну и про свой опыт какой-нибудь. Про первый вылет, второй вылет, третий. Ну, расскажи, как ты там крутишься. Давай выполняй.

Ну, я им рассказал все, о чем упомянул командир:

— …Я сделал ошибку. Когда я с фотоаппаратом шел сзади, то потерял скорость. Поднялся вверх, скорости нет, надо маневрировать, а я не могу. Потому зенитка и попала. Я всегда держал скорость двести семьдесят километров в час. Экономичный режим. Это неправильно. Надо больше держать — вдруг истребитель вскочит сзади, так надо скорость больше иметь. А как же вы будете держать скорость? Вы же обгоните все самолеты! Значит, надо маневрировать, увеличить дистанцию между самолетами. Тогда у вас всегда будет скорость пристроиться к своим, чтобы не отстать. Учтите мой горький опыт…

Оказывается, сзади Третьяков стоит:

— Нормально, молодец. Давай продолжай дальше в таком духе, да.

А через день-два были уже боевые вылеты на море. На море лед плавает, но минные заградители ставят мины. Их можно узнать по скошенной корме. Я полетел и сразу потерял двоих. Сели на лед, и на моих глазах мгновенно утонули. Полеты продолжаются, но меня оставили для какого-то задания. А молодые летчики, что с Тихого океана прибыли, полетели. Прилетают они, синеглазенький мне докладывает:

— Товарищ лейтенант. Докладываю. Выскочил немецкий истребитель, а у меня пушки 37-миллиметровые. И я нажал кнопку, «ду-ду-ду…» — и он развалился…

— Хорошо, товарищ лейтенант, я вас поздравляю. Ну а о том, как это получилось, вы на разборе полетов выступите.

Так я ему говорю. Он радостный такой, сияют глаза. А я думаю, что-то я недоделал. Чепуха какая-то. Кто молодому подсунул самолет с такими тяжелыми пушками? Ему же трудно управлять. Триста двадцать килограммов лишнего веса… [19]

19

Нормальный полетный вес самолета Ил-2 АМ-38ф с НС-37 отличался от Ил-2 АМ-38ф на 130–140 кг в зависимости от серии. — О.Р.

Быть заместителем командира эскадрильи — новое дело для меня, командир гоняет меня: «Туда иди, там проверь, там самолеты прими, там вызови инженера, там еще что-то такое». Он на меня все накладывает и накладывает…

Через несколько дней этот молоденький летчик погиб на самолете с большими пушками. Я сейчас забыл его фамилию. А он был единственный сын знаменитого в Первую мировую войну боевого летчика. В 35-м полку разбился на аэродроме Кёрстово и погиб и единственный сын летчика Бабушкина, в честь которого названа станция метро.

— Что Вы о них можете сказать, об «Илах» с 37-миллиметровыми пушками?

— Похоже на то, что наши начали выпускать с 37-миллиметровыми пушками чуть-чуть с опозданием. Поэтому спешили. Эта пушка могла пробивать верхнюю броню танков. Когда пришли самолеты с этими пушками, я полетел опробовать оружие… Я ведущий, сзади летчики мои идут. Вижу корабли противника. Зашел и «ду-ду…». Самолет даже останавливается, меня шатает, прижимает к креслу. Хорошо. Но это если очередь короткая и пушки хорошо отрегулированы и стреляют одновременно. Когда длинная очередь, то троса расслабляются и пушки бьют не синхронно. В этом случае нагрузки на самолет такие, что он может разрушиться. Молодому летчику стрелять нужно только короткими очередями. [20]

20

Стрельба

из НС-37 с Ил-2 была принципиально несинхронной при любых вариантах регулировки системы управления, так как она была пневматическая, плюс капсюль ударного действия. Синхронность можно было бы обеспечить в случае перехода на электрическую систему управления стрельбой и капсюль с электрическим воспламенением.

При стрельбе из двух пушек после очереди 4–6 снарядов самолет терял в скорости 30–50 км/ч. Самолет «клевал» носом и сбивался с линии прицеливания. Поэтому в цель попадали только первые 2–3 снаряда, а остальные шли с недолетом.

Двухместный Ил-2 был неустойчив в продольном отношении в большей степени, чем одноместный, и в силу этого стрельба из НС-37 сказывалась на полете самолета значительно сильнее и рассеивание при стрельбе было большим.

По сравнению с Ил-2 с пушками ШВАК или ВЯ-23 Ил-2 с НС-37 действительно обладал большей инертностью, ухудшенной маневренностью и управляемостью, особенно на больших скоростях.

При углах пикирования более 35° при стрельбе из НС-37 самолет стремился увеличить угол пикирования. Просадка на выводе из пикирования увеличилась.

Из-за сильной отдачи НС-37 летчики опасались, что в случае длинной очереди крыло может не выдержать и разрушиться. И такие случаи отмечаются в документах.

В НИИ АВ при испытаниях пушки НС-37 на Ил-2 установили, что на некоторых самолетах после 1500–3000 выстрелов нарушалась прочность заклепочных швов, связывавших переднее крепление пушечной установки с лонжероном и нервюрами крыла. Это приводило к ослаблению жесткости установок и их перемещению относительно крыла во время стрельбы с последующим разрушением силовых элементов крыла. — О.Р.

Что дальше? Все то же — война! Летом 1944 года война в основном была на южном берегу Финского залива, где мы били группировку мелких кораблей, тральщиков, катеров… Наше дело штурмовать. День за днем, день за днем. Много ходили бомбить Мерикюле. И там я чуть не залетел, чуть не ошибся. Командир полка… Я должен тебе про командира 35-го полка рассказать. Кузьмин Василий Петрович… Тебе это ничего не говорит?

Это ничего не говорило и командующему флотом адмиралу Трибуцу. И он ни разу в своих воспоминаниях в книге «Балтийцы сражаются» моего командира, прекрасного ленинградца, бывшего комиссара 7-го гвардейского полка Василия Петровича Кузьмина не упомянул, хотя меня почему-то упомянул три раза. Командира полка. Было, значит, что-то.

Кузьмин замполитом летал первый месяц войны в Финские шхеры. И описывал особенности поиска там катеров. Даже рукопись у него была. Я читал ее. Он говорил:

— Хочу воевать. Хочу водить эскадрилью в бой. А бумаги писать и стенгазеты выпускать, это и без меня найдутся.

Его перевели с понижением, командиром эскадрильи в 7-й гвардейский полк. Он их водил в бой. Потом переводят с 7-го полка, командиром 35-го полка.

Он любил летать с нашей первой эскадрильей, командиром которой был Третьяков, а я — заместитель. Ему нравилось с нами летать. И вот один раз меня взял он заместителем, повел весь полк — около тридцати самолетов. Я с ним рядом слева лечу. Он ведет на мелкие корабли, а я смотрю, под берегом стоят большие корабли, транспорта… Я по радио:

— Давай туда стрелять. Ты куда прешь?.. — И далее «неразборчиво»…

А он летит по заданию. И мы летим, и я за ним лечу. Он пикирует, я пикирую. Мы с ним стреляем, бросаем бомбы. Разворачиваемся влево и идем вдоль берега. Пролетаем мимо больших транспортных кораблей, которые я видел перед атакой на мелкие. И тут я перепугался, думаю: боже мой, что бы я наделал, если бы вдруг командир перенацелился. Немцы вытащили на берег пустые коробки транспортов. Ватерлиния на высоте пяти-семи метров, то есть они пустые, на пляж их почти вытащили. А рядом в двухстах метрах под кустами стоят десятки пушек, ждут, что мы будем атаковать, чтобы стрелять. Боже, куда бы я завел, что бы получилось… Ну, командир молчит, ничего не говорит. И на разборе полетов про меня промолчал…