Я дрался на танке. Продолжение бестселлера «Я дрался на Т-34»
Шрифт:
— Как вас кормили?
— Не очень, шла война. Привозили в основном ночью, приезжали заправщики, подвозили боеприпасы. Бывало, по 100 граммов наливали. С 1942 на 1943 г., когда мы под Ростовом стояли, нам привезли подарки. Мне попались носки теплые, кисет, немножко сухариков, и еще мандаринки. У нас же в Свердловской области не было, они были замерзшие, я мандарины никогда не пробовал до этого. Но пока шли по нашей территории, по Украине, хорошей кормежки не было, одна перловая каша, мы ее «шрапнель» называли.
— Выдавали ли сухой паек при вводе танков в прорыв?
— Было,
— Где у танкистов хранились личные вещи?
— Что у солдата личного? Вещмешок и все, остальное по карманам в комбинезоне, наградные, документы в гимнастерке. Танк загорелся — вещмешок схватил, автомат уже не успеваешь, и вываливаешься.
— Как командир танка отдавал вам приказы?
— Когда по рации в танкошлемах, но большинство ногой, он же над механиком-водителем, нажмет на левое плечо — поворачиваешь налево, на правое — направо. Вперед надо — в затылок ногой. От танкошлема провода идут, механику-водителю они мешают, поэтому выдергиваешь их, вот командир приказы ногой и отдает, да и связь была не очень. Когда так ткнет, что больно было. Все было. Когда новые танки Т-34–85, там командир машины должен был в башенке сидеть, мы ее «башенкой смерти» называли, но командир машины редко туда садился, туда только взводные, ротные садились, а в большинстве машин по 4 человека было, в рядовом танке командир на месте командира орудия сидел и ногами продолжал командовать. Вначале ведь командирами танков офицеры были, а потом сержантский состав, мы большие потери несли.
— Какое отношение у вас было к партии, Сталину?
— Неплохое. Мы только «За Родину! За Сталина!» в бой шли, и пропаганда постоянно была.
— Были ли верующие в экипаже?
— Перед боем каждый крестился, только бы жить остался. Обязательно говорили: «Боженька, сохрани меня».
— Сталкивались ли с пленными немцами?
— Сталкивались, в Сталинграде впервые увидел. Потом румын и итальянцев сами в плен брали, они же сразу говорили: «Русиш! Куда в плен дорога?» А какое к ним отношение — немец, он ведь тоже человек. У пленных пехота оружие отбирала, складывала отдельно, мы танком проехали, чтобы уничтожить, а потом немцев с конвоиром уводили, а бывало такое, что солдат не хватало, показывали: «Туда!» А куда они пошли, может, обратно к своим, кто его знал. Но все равно, так поступали тогда, когда наши части уже шли за нами, они их все равно забирали.
— Приходилось сталкиваться с частями Ваффен-СС?
— Представьте себе, мы дважды сталкивались с дивизией СС «Галичина». Здесь, во время Корсунь-Шевченковской операции встречался наш корпус. И потом я уже лично в Венгрии под Будапештом, мы их там давили. Так они, гады, отстреливались до последнего. Наши, украинцы, они не сдавались, немцы уже чуть что — руки поднимали, а эти до конца сражались. И главное, такие свирепые были.
— Какое настроение было в войсках под Сталинградом?
— Мы знали, что город был почти полностью уничтожен, фашисты во многих местах находились у самой Волги. Наше настроение было боевое, приказ № 372 появился, ни шагу назад, за Волгой места нет. Совсем уже, все
— Сталкивались ли со старшими офицерами?
— Такие, как командующий фронтом, армией, они на передовую не сильно лезли, мы их не видели. А вот командир нашего корпуса Танасчишин постоянно на передовой был, у нас в экипаже несколько раз побывал. С ним всегда адъютант и два солдата. У него тросточка была, и он, даже во время крупных боев, пешком по полю ходил, и чуть что, где-то танк остановился, он подходил, бывали случаи, что и расстреливал на месте. Бесстрашный был.
— Получали ли вы деньги на руки?
— Нет, не было такого. Вот когда уже демобилизация, нам сразу на руки выдали деньги, а так во время войны как зарплату не давали.
— Брали ли трофеи?
— Конечно, брали, особенно вооружение и харчи. Уже когда в Австрию вошли, часов набрали, штамповки. Когда города брали, в магазин зайдешь, бери все, что хочешь. Кто-то много набирал. Но когда вошли в Румынию, прошли километров 50, нам приказ пришел остановиться. Приехал замполит, прочел лекцию о том, что мы вошли в дружественную страну, чтобы мародерства не было. За это полагался расстрел. И было такое, в 1946 г., прямо перед демобилизацией у нас один солдат был куда-то в командировку отправлен, так по возвращении его расстреляли перед нашим строем за мародерство. В Венгрии освободили один поселок, вина понабрали, зашли в какой-то богатый дом, видим, гардероб, костюмы мужские, свое вшивое сняли, надели костюмы, думали, что хоть вшей меньше будет, а через небольшое время вши обратно у нас завелись.
— Как мылись, стирались?
— По этому поводу могу рассказать такой случай. Нас отвели на небольшой отдых зимой 1942/43 г., там была такая специальная часть, мы ее называли «мыльно-пузырный» батальон. Там были и кухни, и пекарни, и прачечные. И вот приехала баня, там и машины специальные, и вошебойки. Мы-то с вшами только так боролись — проедет большая машина, снимаешь гимнастерку, обматываешь трубу, вшей жжешь выхлопными газами. Так в этой бане моешься — тут вымыл, а тут уже застыло, еще сзади уже кричат: «Вылазь скорее!» Летом где-то возле колодца моешься, украинцы нам воду носили, подогревали нам, сами поливали, чтоб мы обмывались. Украинские девушки, женщины заботились о нас, было такое, что симпатия возникала между ними и нашими солдатами.
— Были ли в части женщины, как складывались с ними взаимоотношения?
— Были, санинструктора, раненых выносили. Нам когда пушку пробили, санинструктору ногу оторвало, она в немецких траншеях на мине подорвалась. И когда мы раненых на танке вывозили, ее тоже везли. ППЖ, полевые временные жены, тоже были, кому кто понравится.
— Что было самым страшным на войне? Бывали ли минуты слабости?
— Вначале все было страшно. В первые дней семь вообще тяжело было, а потом как начали освобождать наши села, города, как увидели, сколько наших жителей было повешено, стариков, детей убитых увидели, тогда уже зло пошло, ненависть к фашистам проклятым. Но все равно были уверены в победе, особенно после Курской битвы, тогда у солдат дух совсем поднялся. Уже когда в Донбассе сражались, чувствовалось, что фашисты ослабли, не те, что были под Сталинградом, там фашисты сильные были, особенно когда Манштейн рвался к Паулюсу. Но все равно трудно было, вот на р. Молочной столько нашей пехоты положено, очень много. А после Ясско-Кишиневской битвы мы в победе не сомневались, от немцев уже итальянцы отошли, потом румыны. Немец слабее стал.