Я, физрук-профессор магии
Шрифт:
– Ты, Павлуха, не съезжай с рельсов, давай. Будешь еще?
– Вино? Буду. Буду, Толик, - Пиви снисходительно указал пальчиком на опустевшую тару.
– О чем это я? Ага! Так вот. Скажу, как на духу, профессор. Некоторые из лучших учеников до того заносчивы, высокомерны и чистоплотны, что аж тошнит! А сколько среди них зазнаек, холуёв и просто подлецов...
– Почему-то я так и подумал, - пробормотал я.
– Не все то золото, что блестит, дружище. Что ты знаешь о весьма точно попадающем под твое описание блондинчике со старшего курса по имени Борис Джонсон?
Пиви негодующе фыркнул и выпалил:
– Засранец!
– Теперь понятно, - змыкнул я. Впрочем, ничего нового я не услышал. Все, как я примерно и предполагал. Вырисовывается неплохая перспектива поссориться с одним из бонз этого волшебного мира. Но лизать начальственные жопы не входило в мои привычки. Так что...
– Да пошли они все в сраку, эти начальники и из высокомерные сынки! Верно говорю, Павлик?
– Истинн... Истину глаголешь, Анатолий!
– Начисляем... Тяни. За правду-матку!
–——————————
Пятница началась как обычный учебный день. За тем лишь исключением, что один из уроков я безжалостно, невзирая на горестные стенания учащихся, отдал для занятий физкультурой на уже знакомом нам пустыре. Лучше бы Самвелом занялись, ворчали Торчел со Стингом, при молчаливой поддержке остальных. Ничего, не рассыпитесь. Пока позволяет погода, будем заниматься на свежем воздухе. Сомневаюсь, что в школе для моих уроков в зимнее время отыщется хоть один спортзал! Так что, пока все катит, будем нарабатывать часы за пределами школьных стен. Второй урок отведём для изучения бросков через бедро, пообещал я своим ученикам, чем значительно поднял их боевой дух.
Сегодня я не слишком зверствовал, обойдясь стандартной разминкой и закреплением простейших команд. Старался вбить в их дубовые головы, что такое "поворот на сто восемьдестят градусов" и на " триста шестьдесят". Правда, Клопс и Станкевич сдуру или с перепугу решили, что ровно столько раз они должны повернуться вокруг собственной оси. И я минут пять не отказывал себе в удовольствие наблюдать, как они, хекая, кружатся волчком на одном месте.
Хорошенько проветрившись, мы вернулись в класс. Во время перемены я подозвал к себе Штруделя и вручил ему мелкую серебряную монетку. Судя по его удивленно вскинувшимся рыжим бровям даже этого было более, чем достаточно.
– Бери, бери, - пробурчал я.
– Долг платежом красен, а бутылка без смазки не катится.
На втором уроке я показал школярам, как, ухватив противника, поворотом корпуса швырнуть его через бедро. На этот раз моей жертвой оказался Генри Стинг, которого я с радостью пару раз киданул на пол, да так, что от стука его костей вздрагивали стекла в оконных рамах. Разумеется, кипя от жажды новых знаний, его соученики тут же разбились на пары и принялись обниматься друг с дружкой. Для наших занятий мы малехо сдвинули парты, высвобождая побольше свободного места. Конечно, падать на каменные плиты было тем еще удовольствием, но выбирать не приходилось. Разве только выпросить себе класс с деревянными полами!
Мои ученики так увлеклись отрабатыванием приёма, что даже проигнорировали звонок на перемену. Пришлось чуть ли не силком выталкивать их из класса. Единственные, кто довольно вяло себя проявлял в освоение
По расписанию третьим уроком у меня шел прием зачёта у занимающихся самостоятельно страшекурсников. И, признаюсь, поначалу я малость занервничал. Как оказалось, зря, все-таки авторитет великая штука.
Когда группа лучших из лучших заполнила класс, оказалось, что все без исключения парты заняты, а в комнате даже душно стало. Навскидку собралось человек сорок. Я с самым непробиваемым видом сидел за столом и негромко барабанил пальцами по закрытому учебнику. Молчали они, молчал и я. Через минуту они стали нервничать. И как я понял, намного его больше, чем я. И тогда я расслабился. Отыскал взглядом сидевшего в среднем ряду великосветского Бориса Джонсона и обворожительно улыбнулся ему в лучших традициях Николаса Кейджа. Кажется, блондинчика проняло. Он обеспокоено вздрогнул и в поисках поддержки оглянулся на своих дружков.
– Впереди выходные, - громко сказал я.
– Позади останется эта насыщенная и плодотворная учебная неделя. И я бы хотел провести два дня в мире и спокойствии. Чего любой учитель достигает путем достижения душевного равновесия. И лучше вам не портить мне всю петрушку!
От моих слов половина группы выпала в осадок, а вторая занервничала похлеще Джонсона, пытаясь понять, какого черта я сейчас сморозил.
– Сейчас сюда выйдет тот, кто по вашему мнению лучше всех в классе усвоил темы по Защите от Тёмных сил, которые вы изучали сами, в произвольном порядке, и опираясь исключительно на собственные достоинства. Если выбранный вами делегат сумеет меня убедить в том, что эти пять дней вы не дурочку валяли, а действительно занимались, я ставлю всему классу пятерки и отпускаю вас с миром.
По классу пронёсся гул одобрения. Наверняка наслышанные о моих драконовских методах, школьники ожидали, что я начну их пытать с особой изощренностью, а тут нате вам! Они начали совещаться. Я терпеливо ждал, всем своим видом выражая абсолютное космическое спокойствие и уверенность в собственной многовековой мудрости.
Наконец один из отличников уверенно поднял руку. И это был не Борис Джонсон. Я разрешил ему встать. Долговязый паренек в идеально сидевшей на нем бордовой мантии и косым пробором на короткостриженной голове представился:
– Ученик седьмого курса Антуан Задрокович, сэр! Позвольте начать, сэр!
Я поморщился от его звонкого голоса. Тоже мне, американский морпех выискался, ещё начнет меня сержантом называть!
– Дозволяю, Задротович.
– Задрокович, сэр!
– Да по херам.
На миг он смешался, вызвав невольные ухмылки у одноклассников, но быстро пришел в себя и затараторил. Насколько я успевал вычленять из его речи, не он тоскливую ахинею касательно теории и становления Защитной магии. Короче, переливал из пустого в порожнее. Насколько я помнил из пролистанного, он едва ли не слово в слово воспроизводил написанные в учебниках догматы. Я поморщился, вызвав зачатки паники на его лице, но не перебивал. Пусть мальчик выговорится. Зря он что ли старался, зубрил всю эту нудноту?