Я, физрук-профессор магии
Шрифт:
Ввиду ухудшающейся погоды уроки физкультуры на свежем воздухе пришлось свернуть. Недостаток подвижных занятий компенсировал ежедневной гимнастикой среди учащихся и нещадными наказаниями за каждую провинность в виде отжиманий. Правда, однажды мы все таки вышли на наш памятный пустырь. Хоронить трубки. Когда в очередной раз прокоптившиеся ароматным табачком Грубус, Стинг и Блумквист ввалились в класс, благоухая, как раскочегаренные паровозы, мое терпение лопнуло. Я приказал принести три лопаты и вывел класс на улицу. В самых доходчивых выражениях разъяснил смутьянам, что от них требуется, и долго любовался их вытянувшимися лицами. Яму, кстати, они вырыли на загляденье, хоть быка хорони. Правда, по окончании работ вид имели такой, словно их самих только что из этой ямы выкопали. Остальные,
Пару раз имел разговор с директором. Дуплуса очень интересовало, как продвигаются поиски пропавшего Ипахондрия Симула. Морщась, словно находился на толчке с крутым запором, он выслушивал мои унылые объяснения в собственной несостоятельности и в итоге дал сроку неделю. После, как пояснил наш добрый старикан, он будет вынужден обнародовать сей весьма прискорбный факт перед всей школой. Шел конец октября.
Попутно занятий со своими ротозеями, я полистывал учебники, почитывал личные записи Даркена и по-прежнему избегал заглядывать в его колдовскую книгу. Уж очень опасным делом мне это все ещё казалось. Так же по пятницам я проверял уровень знаний у сборной группы из четырех классов лучших учеников. Тут уж приходилось прикладывать все свои проснувшиеся в этом мире артистические способности, чтобы держать марку. Ребятишки то и впрямь были неглупыми и одарёнными. Почти настоящие волшебники, как никак. И риск проколоться на незнании какого-нибудь пустякового заклинания был чересчур велик. Бориса Джонсона старался не задевать, да и не особо третировал этих всезнаек. Не до них, право слово.
Очень здорово выручали наши посиделки с Пиви. Иногда к нам присоединялся Бухольц. Реже Тварина. Заведующему волшебными зверушками зачастую не хватало времени. Уход за его любимыми тварями отнимал многие часы. Но я исправно посылал ему бутылку свежего самогона всякий раз, как получалось. У Германа Бухольца оказались способности прирожденного самогонщика. Странно, если было бы иначе. Диплом профессора алхимии за красивые глазки не получают.
В перерывах между уроками и культурными посиделками с эльфом и волшебниками, ломал мозги над личными проблемами, постепенно сгущающимися надо мной мрачным непроницаемым пологом неразгаданных задачек. Мой неизвестный добродетель, кстати, затих. Больше никаких предупреждающих записок я не получал. Так же не вставлял палок в колеса подозреваемый мною во всех действующих и грядущих напастях профессор Простатус. И так же я больше не замечал, чтобы он с кем-то шушукался о моей героической фигуре. Хотя по-прежнему до рези в печенке не нравились его маслянистые всезнающие глазки и шелковые речи. Ну да ладно, мы с ним пересекались крайне редко, и то хорошо.
Симул, как я уже говорил, словно сквозь землю провалился. Я был готов расписаться в полном бессилии перед общественностью, но была у меня ещё одна идейка. Я считал, сто необходимо отыскать третий шкаф-телепорт. И с хозяина этого шкафа спросить за исчезновение моего ученика. Теория так себе, но другой не было. Были еще у меня подвижки снова наведаться в Самервилль. Проведать Штуцера и порыскать по городишке. Посмотреть, послушать. Так же не давала покоя легенда о Темном властелине, поведомая мне Пиви. Почему-то на ум сразу приходил найденный мною в лесу таинственный камень-надгробие. Я по памяти практически один в один перерисовал увиденные и намертво запомненные руны на его стенах. Этот листок я все хотел показать своим товарищам. Может, кто из них разбирается в этой древней клинописи? Пиви, увидев мои каракули, подавленно заявил, что это не иначе какой-то мертвый язык. Неведомый даже эльфам. Такие вот пироги.
Я по-прежнему не был до конца уверен, что меня не подставили с этими чертовыми соревнованиями. Кому это надо, зачем? Вообще у меня складывалось впечатление, что Колдовгаст, если присмотреться поближе, напоминает кишевшую пауками банку. Возможно, я все усложнял, но тем не менее. Пока ясно было одно. Директор за меня. Он был зачинателем своего непонятного эксперимента с разделением учеников на группы. И смерть Злобнуса едва все не перечеркнула. И отклик
А еще мне думалось, что мой доброделатель был весьма дружен с покойным. И не знает ли он намного больше о том что происходит, чем можно подумать на первый взгляд? И если я обнаружу, в чем заключалась их связь, я выйду на своего ангела-хранителя. Но как мне среди своих одиннадцати учеников обнаружить того, кто был на короткой ноге с покойным профессором? Мои подопечные не ходили в любимчиках у преподавателей. А Злобнус так и вообще и вообще слыл тем еще тираном. Версия, кстати, любопытная, и следует ей уделить особое внимание. А вот кто мне покоя не давал и ночью, так это потенциальный стукачок. Засланный Простатусом казачок. Здесь у меня тоже было глухо. А если принять во внимание, что Простатус не входит во фракцию Дуплуса, то своими каверзами может ещё много кровушки у меня попить. Собственно, нечто похожее вскорости и случилось. Конечно, я сам был виноват. И вряд ли это было случайностью. На лицо работа двойного агента. А произошло то, что о нашем совместном с Бухольцем самогоноварении в стенах его лаборатории узнал директор Арчибальд В. Дуплус. И это открытие ох как ему не понравилось...
Я в свободное от основных занятий с моими двоечниками время находился в классе алхимии. Помогал своему коллеге проводить очередной урок. На этот раз в классе собрались ученики четвертого курса. Среди них был, кстати, тот бесстрашный и любознательный малец, что перекинулся со мной несколькими словами у кабинета предсказаний мисс Фьючер, когда глупышка столь опрометчиво вызвала баньши. Парнишка и впрямь оказался неглупым, был твердым хорошистом и отзывался на имя Седрик. Мне он изо всех сил поддакивал и подмигивал, словно давнему знакомому. Совсем не боится грозного преподавателя по Защите от Темных сил, засранец малолетний!
Бухольц что-то убаюкивающе бубнил об алхимических реакциях, класс, позевывая, прилежно скрипел перьями, я же одной ногой был в кабинете, другой в лаборатории. Докапывал очередной штоф крепчайшего самогона. Бухольц, судя по его покрасневшим глазами, побуревшему шнобелю и перегару весьма удачно продегустировал вчерашнюю порцию. Как сообщил мне мой добросовестный великовозрастный ученик, он ставит эксперименты над крепостью напитка, пытаясь вывести идеальную формулу. Наивный. Ну, пусть старается, печень его, не жалко!
Я уже привычно подготовил шесть стеклянных бутылок с пробками, ведро чистейшей воды... Кстати о воде! Не знаю, наверно дело и вправду в ней. Ибо получаемый нами самогон на порядок превосходил все, что я пробовал до этого, как специалист говорю. Ничего лишнего: сахар, дрожжи и вода. Двойная перегонка и стандартная очистка. А на выходе такой деликатес спиртового искусства, что закачаешься. Короче, я занимался любимым делом, насвистывая песенку, когда краем уха услышал, что двери в класс распахнулись и тот час шорох мантий возместил меня о том, что почти два десятка школяров резво вскочили на ноги, приветствуя вошедшего. Я насторожился. Что за важная птичка к нам залетела?
Я осторожно высунул нос из лаборатории. Дьявол! Дуплус! В данный момент это были для меня слова-синонимы. Какого хрена ему тут понадобилось в столь ответственный момент?
– Здравствуйте, дети!
– строя из себя доброго дедушку Ленина, заговорил директор, поглаживая окладистую бороду и лукаво поблескивая глазками. Полы длинной темно-синей мантии мели за ним каменные плиты.
– Профессор Бухольц! Надеюсь, не помешал вашему уроку.
– Нет, нет, вовсе нет, - промямлил Бухольц из-за стола.
– Всегда рады вас видеть на наших занятиях...