Я – главная злодейка на Сумеречном Отборе?

Хайд Хелена

Надо же, в книге этот персонаж третьего плана меня немало раздражал, и все равно я не думала, что пересекусь с ней лично. А ведь мачеха Анжелы Грейслин была той еще… кхм… колоритной особой.

Когда-то давно, в далеком прошлом, она была популярной танцовщицей кабаре, которая, танцуя и напевая в ну очень откровенных нарядиках, не стеснялась и позировать обнаженной для именитых художников. При этом любовников меняла как перчатки, и о ее развязном нраве ходили легенды.

Кардинально жизнь веселой девицы изменилась, когда на нее всерьез запал вдовствующий лорд Дитрих Грейслин, который в итоге купил ей дворянский титул, чтобы жениться на очаровавшей его фривольной красотке. Тогда-то знаменитая кокетка, любящая и хорошенько выпить,

и гульнуть, и станцевать полуголой на столе… внезапно стала набожной мудроженщиной, гордо позирующей художникам в завязанных на голову платках и с храмовыми свечами в руке. Часто — рядом со своим мужем, воплощая рядом с ним саму суть скромности и смирения. Пару лет назад, конечно же, светская хроника немного НАПОМНИЛА о ее бурной молодости. И тогда новоиспеченная леди Грейслин… опубликовала под своим именем длинную статью (скорее всего, написанную секретарем ее мужа) под названием: «Из танцовщицы в консерваторы». В которой долго и пафосно рассказывала, как была на самом деле несчастна и на грани пропасти-смерти-погибели до знакомства с мужем. Как встреча с ним изменила ее жизнь и ее взгляды. И как она теперь искренне счастлива быть его послушной супругой, пропагандируя традиционные семейные ценности.

Конечно-конечно, очень многим уж слишком показалось, что главной причиной ПРОЗРЕНИЯ раскаявшейся блудницы была искренняя любовь оной к деньгам… Но кто они такие, чтобы спорить с благочестивой ледюшкой и ее благородным супругом?

Так что после нескольких скандальных статей да обсуждений в обществе, на мудро-смиренную изменившуюся девицу положили болт.

Вот только сама она, похоже, имела свои интересы, связанные с перспективой падчерицы стать королевой. И, вероятно, не очень хотела эти интересы закапывать.

Что интересно, покинув отбор, полностью из сюжета Анжела не пропадала. Периодически она вместе с мужем всплывала то тут, то там. И, возможно, также играла свою роль в развязке, до которой я не дочитала. Интересно, а что на счет ее мачехи в этом плане? Возможно, София — с ее амбициями и любовью к деньгам, тоже в чем-то здесь замешана?

Раздумывая, я шагала дальше по коридорам и, повернув, продолжала идти себе дальше. Возможно, даже не обратила бы внимания на высокого светловолосого мужчину, который строго отчитывал низенькую горничную… Если бы в один момент он не схватил ее за руку, потащив к двери ближайшей комнаты, и я не приметила две вещи:

Первая — я уже видела эту горничную. Ту самую, темноволосую, забитую, с полными яда зелеными глазами.

А вторая — этот мужчина… прихрамывал на одну ногу.

Точно так же, как прихрамывал высокий светловолосый незнакомец, лица которого я так и не увидела в том коридоре вчера.

Это он. На девяносто процентов я была уверена, что передо мной именно тот, кого называли Грегором Бартимусом. И теперь я знала его в лицо.

Но… зачем ему понадобилась та девушка? Почему он сначала отчитывал ее, а затем утянул за собой, в комнату, где у их разговора наверняка не будет нежелательных свидетелей? Очень сомневаюсь, что дело просто в его недовольстве качеством уборки в личных покоях.

Только вот узнать, о чем же они говорят, можно лишь войдя в ту комнату и встав рядом с ними. Еще и с табличкой: «Я тут постою, а вы себе продолжайте-продолжайте!». Потому что даже подкравшись на цыпочках и приникнув ухом к заветной двери, я ничегошеньки не услышала. Видимо, разговаривали шепотом… либо этот Бартимус поставил барьер, не пропускающий звуки за пределы комнаты.

Несколько секунд я ходила по коридору туда-сюда, заламывая пальцы. И понимая, что после случившегося ТОГДА в зазеркалье это очень и очень плохая идея… Но если я хочу узнать, о чем же говорят эти двое, выбора нет, придется рискнуть. При этом искренне надеясь, что риск оправдан, и я в самом деле услышу нечто важное.

Зеркала. Их во дворце было немало — случайно ли, или по какой-то конкретной причине, но

их можно было заметить во многих комнатах. Пускай не везде большие, в полный рост, но маленьких и правда полно. А еще они периодически встречались в коридорах. В последних, правда, было больше шансов, что меня заметят, пока я скачу туда-сюда. Поэтому я, раз уж рядом находилась дверь, заглянула в нее. И, приметив в пустующей комнате большое зеркало, решила воспользоваться им. Выдохнув, подошла и протянула руку, касаясь стекла… сквозь которое моя ладонь легко прошла, проникая в уже знакомое по необычным ощущениям пространство.

Я буду осторожной и внимательной. При малейших признаках приближения той дряни дам деру. И не стану далеко отходить от зеркала, через которое смогу быстро выйти. Кроме того, буду держать в памяти ближайший «запасной выход» на случай, если та тварь преградит мне путь к этому.

Была ни была.

Один шаг — и я оказалась там, за зеркальным отражением. И сразу, не теряя ни единой минуты, помчала в комнату, куда Бартимус зашел вместе с горничной. Открыв дверь, моментально нашла взглядом зеркало в вычурной круглой раме и подобралась к нему так, чтобы на всякий случай не попадать в его отражение. Пока я не узнаю наверняка, можно ли меня заметить в зеркале с той стороны, нужно быть с этим осторожной.

Ушей снова коснулся этот уже знакомый звук волшебного пения, который так манил. Вот только я даже не успела обратить на него должного внимания, потому что долетевшее с той стороны отражения напугало до дрожи:

— …звучит замечательно. Вот только я не обслуживаю крыло, где находятся покои распорядителей, — мрачно проворчал негромкий голос горничной.

— Тоже мне, проблема, — хмыкнул в ответ мужчина. И в этот момент я потеряла последние сомнения в том, что это был Бартимус: голос однозначно принадлежал ему. —Сделай так, чтоб одна из служанок, работающих в том крыле, почувствовала себя дурно, и великодушно предложи ее подменить. Уж кто-то, а бедные девушки, обреченные всю жизнь обслуживать родовитых богачей и смотреть на роскошь, в которой те купаются, особенно уязвимы перед тобой. Мне ли тебя учить? Ну а дальше просто задержишься в покоях и дашь своей маленькой подружке незаметно его укусить, чтобы черный яд начал действовать. И не скупись, определяя дозу. Всем нам будет лучше, если он разъест себя изнутри не позже, чем через три дня. Иначе кто знает, как он может спутать нам карты на следующем испытании. Полагаюсь на тебя, моя малышка!

— Ты говоришь так, будто у меня есть выбор, — скрипнула зубами горничная. Я же, решившись в этот момент немного выглянуть из-за зеркальной рамы, увидела, как девушка поглаживает голову темно-зеленой змеи, обвивающей кольцами ее вторую руку.

— Вот и отлично, что ты осознаешь отсутствие этого выбора и просто сделаешь то, что я тебе велю, — бросил Бартимус, поднеся к лицу горничной перстень-печатку, похоже, с каким-то символом. —Зависть, первая из Семерки, избавься от того, кто предал нас. Такова моя воля!

— Будет исполнено, — неохотно проговорила горничная, целуя перстень.

Через несколько секунд шаги обоих стихли, следом за стуком закрывшейся двери. Я же замерла на месте, прижимаясь к стене, и нервно кусала фаланги собственного указательного пальца.

Вот же блин горелый-недожареный! Получается… эта горничная — и есть Зависть?

Но…

Как же тогда она проникла во дворец? Как устроилась сюда на работу, если ее призвали относительно недавно. Ведь у нее вряд ли были все необходимые подтверждающие личность документы, чтобы устроиться на работу во дворец. Причем документы эти должны были быть не поддельные — фальшивые бумажки служба безопасности моментально выуживала, какими бы мастерскими ни были подделки. Еще и проверяли личность и все, что о ней было известно, прежде чем допустить к работе в месте, где несли службу первые лица государства. Откуда фактически осуществлялось управление всей огромной страной.