Я хочу быть с тобой
Шрифт:
– У нее нет близких, кроме меня, – отозвался Александр.
Что-то вдруг щелкнуло в груди, мучительная тяжесть оставила его, уступила место бешенству, заливавшему глаза белой пеленой. Он подскочил со стула, бросился на врача и сгреб его за отвороты халата.
– Я заплатил вам за все! – выкрикнул он ему в лицо. – Вы обещали мне лучшее лечение, самые новые препараты, светил нейрохирургии! А что теперь?
– Пустите меня! – раздраженно буркнул Сергей Антонович.
Александр с трудом разжал сведенные судорогой пальцы, цеплявшиеся за обшлага его халата.
– Знаете что, милый мой… Только из уважения к Вам… к Вашему горю… Мы здесь не какие-нибудь прощелыги, делаем все возможное… Чего вы хотите от меня? Чтобы я, извиняюсь, поднялся на небеса и договорился с Богом не забирать Вашу возлюбленную? Извините, это не в моих силах…
– Простите меня, – глухо отозвался Александр, не оборачиваясь. – Я вел себя недопустимо. Это нервы…
– Нервы, нервы… – проворчал доктор. – Обратитесь к медсестре на посту, она даст Вам успокоительное. А лучше всего, идите спать, дорогой мой. От того, что Вы тут торчите днями и ночами, изводите себя, лучше никому не будет. Завтра я сообщу Вам вердикт консилиума. Доброй ночи.
Дверь платы закрылась, и шаги врача застучали по коридору.
Несколько минут после ухода врача Александр тупо смотрел в стену палаты. По светло-желтой краске змеилась едва заметная трещинка. За прошедшие две недели, он изучил эту стену лучше, чем стены в любой из комнат, где ему когда бы то ни было приходилось жить.
Сделав над собой усилие, он перевел взгляд на Елену. Девушка лежала все так же неподвижно, не подавая никаких признаков жизни. Невозможно было представить себе, что она уже никогда не откроет глаза, не назовет его по имени, не дотронется пальцами до щеки.
«Милая, милая… Глаза твои прозрачные, как весеннее небо. Руки твои нежнее, чем морской бриз. Кожа пахнет медом и молоком. А губы…» Он сдавленно застонал, вскочил с места и принялся мерить шагами палату.
«…Если ты уйдешь, меня не останется. Я не представляю себе жизни без тебя… Все, к чему я шел, к чему стремился, теперь не имеет никакого значения. Радость моя, я бы жизнь отдал за тебя. Я люблю тебя так, как будто бы зеал тебя всегда, с первого своего вздоха… Если бы только было возможно лежать здесь вместо тебя. Только бы ты жила, любимая моя. Только бы ты встала с этой проклятой кровати. Не бросай меня, пожалуйста не бросай…»
Александр опустился на стул, сжал голову руками. В голове проносились отрывочные мысли. «Что он сказал, этот эскулап? Я не бог и не волшебник… Чего вы от меня хотите, чтобы я поднялся на небеса и договорился с богом?.. Договорился с богом… Что-то такое я уже слышал сегодня. Или читал…»
Он вдруг вспомнил о случайно попавшем к нему в руки замызганном журнале. Огляделся по сторонам – и обнаружил его на подоконнике. На обложке было нарисовано что-то непонятное, какие-то психоделические заморочки, сквозь которые проступало название издания – «Другой мир». Александр перелистал страницы
«Вот такой диалог довелось услышать мне в далеком краю, у подножия древних Алтайских гор в поселении, раскинувшемся вокруг древнего буддийского монастыря. Такие слова сказал заезжей женщине с измученным страданием лицом мудрый Настоятель, слава о котором разнеслась далеко по округе и достигла даже огромной суетной Москвы. Со всей необъятной страны стекаются к нему за помощью люди, пережившие горе, мучимые болезнью, не находящие ответа на главные жизненные вопросы. И для каждого находится у него время и помощь»
Далее автор статьи рассказывал о ламе удивительные вещи – будто бы на его глазах тот исцелял людей от давних недугов, предсказывал будущее и прошлое, так же объясняя, почему то или иное событие случилось в жизни больного. Как правило, лама пояснял это некой кармой или предзнаменованием.
Дочитав исполненную загадочного пафоса статью, Александр задержался взглядом на фамилии журналиста – М. Внемиров. Невольно в воображении возник немолодой строгий человек, возможно, ученый, всерьез интересующийся до сих пор не известными науке явлениями, нетрадиционной медициной.
Александр несколько минут сидел, уставившись в журнальную страницу. Что-то зрело в нем, какой-то странный сумасшедший план. Затем он решился. Александр вытащил из кармана давно отключенный мобильник. На экране тут же высветился список неотвеченных вызовов. Это были, разумеется, звонки от клиентов. Ничего, придется им пока подождать.
Александр набрал номер своего секретаря, и, едва девушка сняла трубку, попросил:
– Марина, будьте добры, найдите для меня контакты журналиста М. Внемирова. Это срочно. Спасибо, буду ждать.
2.
Мише Грушину снилось, будто бы он снова стал студентом журфака. Полным тщеславных надежд юношей лет девятнадцати. Старый подъезд в доме, где жили родители. Стены, выкрашенные зеленой краской, вечные надписи «Наташа Б., я тебя люблю. Depechе Mode – отстой! Серый – лох педальный».
Спустившись по лестнице, Миша вышел во двор. Вдохнул сладкий, хрустящий на зубах морозный воздух, подмигнул выглядывавшему из-за кудрявых, подернутых серебряной дымкой березовых веток, солнцу.
И тут же к нему подскочил какой-то хмырь в черном пальто, белозубо улыбнулся и заговорил:
– Михаил Евгеньевич, Ваш репортаж о буднях камвольной фабрики – это прорыв в журналистике, настоящая сенсация. Меня уполномочили объявить Вам, что Вам присуждена премия «Журналист года». Прошу!
Он сунул в руки оторопевшему Мише тяжеленную металлическую хрень – уродливую бронзовую статуэтку. Зардевшийся Грушин приосанился и принял ценный приз. И тут же откуда ни возьмись набежали корреспонденты, защелкали фотовспышками. Где-то позади грянул оркестр. Хрупкая блондинка с ногами от ушей протянула Мише букет цветов. Грушин лишь успевал раскланиваться в разные стороны и принимать поздравления.