Я хочу быть твоей единственной
Шрифт:
– Да, от папы. Он тоже рос, - поняв, что веду не туда, замялась, - примерно в это время.
На самом деле отец рассказывал об Алма-Ате пацанской и с ностальгией, и с сожалением. У каждого района были свои названия, правила, понятия, кодекс чести и вожаки. Делились в основном по дворам. К примеру, район оперного театра назывался “Бродвеем” или “Бродом”, а парка культуры и отдыха имени Горького - “Крепостью”. Еще были “Театралка”, “Шанхай”, “Снежинка”, “Дерибас” и многие другие. Заходить на чужой района было опасно для жизни. Встреча с чужими
– Папа говорил, что была очень зыбкая грань между баловством и криминалом. Но он даже школьником был слишком серьезным.
– Тем, у кого голова была на плечах, повезло. Пара моих товарищах так и сгинула в этих районах. Кто от наркоты, кто в драке умер, а кто пошел по наклонной.
– В тюрьму попали?
– И не один раз, - вздыхает он.
– Тогда казалось, что пацанские законы - это кодекс чести. Стоять за район, своих не бросать, защищать. Но когда вырастаешь и все переосмысливаешь, понимаешь, что эта пацанская романтика очень часто была на грани.
– Например?
– хмурюсь, впитывая каждое его слово.
– Ну например, ты либо должен был стать пацаном и стоять за район и товарищей, либо быть “чертом” или “быком”. Тогда тебя могли поставить на счетчик, “доить”, унижать.
– Ты этим занимался?
– не хочу верить, что так могло быть.
– Нет, - резко отвечает он.
Он вдруг задирает футболку и показывает пальцем на шрам в районе ребер.
– Благодаря вот этому.
– Ты же говорил, поранился в армии, - завороженно смотрю на побелевшую тонкую полоску и веду по ней подушечками.
– Это звучит не так паршиво, как “я мог бы сдохнуть в 15 по собственной глупости”.
– В 15? – охаю я.
– Да, пошел драться стенка на стенку с пацанами из другого района. Какая-то гнида достала нож и порезала меня. К счастью, неглубоко. Не знаю, чего я тогда больше испугался: смерти или родительского гнева, - смеется он, а у меня чуть слезы из глаз не полились.
– В 15 говоришь?
– Да. А что?
– На следующий год родилась я.
Убрав волосы волосы за спину, я наклоняюсь к нему и касаюсь губами этого шрама.
– Сая, что ты делаешь?
– прохрипел Фархат и положил руку на мою голову.
– Надо обезболить, - поднимаю на него глаза и смотрю, не отрываясь.
– Тебе было очень больно?
Он берет мое лицо в ладони и смотрит, смотрит, смотрит бесконечно долго.
– Я не помню, это было давно. Но я отделалась легким испугом, просто полоснули и все.
– И всё? А если бы тебя убили?
– Маленькая, - прижимает меня к своему сердцу и я слышу, как оно стучит.
– Я же живой. А ты…первая, кто вообще про этот шрам спросил. Откуда ты взялась такая? Почему я не встретил тебя раньше?
Не буду лукавить, я расплываюсь в улыбке
Молча тянемся друг к другу и долго целуемся. И если бы не сцена с отрезанной головой коня и истошным криком режиссера, мы бы так и не прервались.
– Сая, у нас кино…
– Да, кино, - мягко улыбаюсь ему, провожу пальцем по выпуклой линии и сама опускаю его футболку.
– Будем смотреть кино.
Снова ложусь рядом с ним, снова кладу голову на его плечо и переплетаю наши пальцы. “Крестный отец” идет три часа. Надеюсь, мы выдержим и не сорвемся…
Выдерживаю. Я засыпаю в его объятиях на середине фильма, а утром просыпаюсь уже в своей кровати. Спящий Фархат обнимает меня сзади, и я долго слушаю, как он дышит, боясь пошевелиться.
У нас остался всего один день
.
Хочу посоветовать вам классный казахстанский фильм об Алма-Ате 87 года, о школьных годах Фары и А.Д.
– "Районы". Есть на ютюбе.
Глава 26. Три счастливых дня
Сая
Всё воскресенье льет дождь. Льет, как из ведра и на дорогах снова потоп, а сильный ветер разыгрался не на шутку и снес уже несколько знаков на дорогах и вывесок с магазинов. Типичный столичный ветер. А мы с Фархатом спрятались дома, не спеша проснулись, снова долго целовались, занимались любовью, а после лежали обнаженные и счастливые, слушали шум дождя за окном и разговаривали обо всем на свете. Мы теперь многое знаем друг о друге, но ощущение, что знакомы всю жизнь.
– Сая, - зовет меня и поглаживает спину кончиками пальцев - так как я это полюбила. Я задумалась, лежа на его плече и не услышала, что он задал вопрос.
– Прости, ты что-то спросил?
– Сказал, что не смогу приехать на следующей неделе. В субботу встречаем
премьер-министра.
Вздыхаю и закрываю глаза. Не хочу его отпускать, но там - его дом. А мне остается только ждать новой встречи.
– И я не смогу приехать. В субботу иду на мастер-класс с известным французским ресторатором. Я туда еще месяц назад записалась, так хотела попасть. Хотя, - поднимаю на него глаза.- Может, отменю и прилечу к тебе? Бог с ним.
– Нет, не отменяй, - на мою щеку ложится его теплая ладонь, а я трусь о нее, как кошка в ожидании ласки.
– Это твоя работа.
– Но получается, мы теперь только через две недели увидимся, - с досадой говорю я.
– Теперь я к тебе приеду. Боже, неужели и будем вот так выискивать время для встреч?
Фархат отстраняется, ложится на подушку и задумывается. В воздухе впервые повисло напряжение.
– Ты права. Надо подумать, что делать. Ты не рассматривала вариант открытия ресторана в Алматы?