Я - Хюррем!
Шрифт:
По щекам потекли слезы. Я ничего не говорила, но мама прочитала мои мысли, судя по всему. Смотрела на меня молча, с пониманием. Потом притянула к себе, обняла и погладила по голове.
– Не плачь. Ты все сделала, что могла. От твоих слез я не смогла успокоиться, осталась… Я не ушла.
– Э? — меня будто ледяной водой окатили. Что значит «не ушла»?
Мама поморщилась, догадавшись, что сейчас будут расспросы. Посмотрела куда-то
– После смерти сорок дней душа остается на земле. Она должна осознать, что умерла, и решить — куда она пойдет дальше. Можно остаться, если тебе позволят, и вернуться домой в качестве духа-хранителя. Кошки, собаки, хомяка. Дают новое тело. Можно стать домовым духом — если ты привязан к месту. Как я… оказалась.
– Но…
– Я была у нас дома, в нашей старой квартире, и не могла оттуда уйти. Я застряла. Меня не отпели. До тебя я не могла достучаться даже во сне. Ты не ходила в церковь, не подавала записки, ни разу не молилась за меня — и я не смогла уйти. А твои бесконечные слезы и тоска привязали меня к земле хуже любых других оков. В исламе есть умная мысль — мертвых НЕЛЬЗЯ оплакивать! — по голосу я поняла, что мама злится. — Ты же, со своим атеизмом и собственными взглядами на религию, все только усугубила. Но я тебя не виню.
Я сидела белая, как полотно. Сказать было нечего.
– А теперь, дорогая, твоя задача — не повторить моих ошибок, или ты застрянешь здесь навечно.
С этими словами мама улыбнулась и … исчезла в туманном облачке.
От моего крика содрогнулись стены, но что толку было кричать? Она ушла… Снова… А я так много не успела ей рассказать.
Глава 22, в которой Хюррем узнает, что ее отравили
Я уснула, и мне приснился очень странный сон. В нем я шла по коридорам, темным больничным коридорам, где почему-то были закрыты все двери в палаты. И только из-под одной двери пробивался неясный свет. Я толкнула эту дверь, и увидела хрупкое тело под тонким больничным одеялом. Пол лежащего в кровати человека был мне непонятен — до такой степени все скрывали бинты. Рядом с кроватью стоял … Антон. И женщина-врач, участливо гладившая его по плечу.
– У нее еще есть шанс. Она может очнуться. Вы так переживаете…
В его глазах я увидела промелькнувшую затаенную ненависть, но он быстро ее скрыл.
– Бедняжка, она так долго скрывала эту тоску по родным, что решилась пойти… на такое…
Вот актер, а. Поднес платок к лицу и делает вид, что плачет. Скотина, насквозь гнилая и фальшивая. И как я могла ему верить?! Где были мои мозги?!
От возмущения я попыталась заорать, как-то привлечь к себе внимание… и тут же проснулась. Ощущение было странным — я вылетела из сна пробкой, а перед глазами
Когда я окончательно пришла в себя, надо мной склонилась встревоженная Хатидже. Увидев, что я очнулась, она радостно закричала:
– Хюррем! Мы так переволновались! Пойду брата позову!
И умчалась в неведомые дали. А я неожиданно поняла, что мне очень, очень хреново…
Хорошо, что рядом с кроватью стоял тазик. Туда-то меня и вырвало. Что за…?!
Спустя пару минут в покои ворвался бледный Сулейман.
– Тебя отравили, — с ходу заявил он. — Тебя нашли в саду без сознания, и, найди мы тебя на час позже, тебя бы уже не было в живых, Хюррем.
– А…мама? — растерянно спросила я, чувствуя новые рвотные позывы. Но перед султаном блевать в тазик было стыдно, почему-то. — Сулейман…. Мне плохо, отвернись.
Но упертый Сулейман сам подал мне тазик и сидел рядом, пока меня полоскало.
– Как отвратительно…- скрипя зубами, пожаловалась я. — Чувствую себя, будто под лошадь попала.
Хотела-то сказать «под каток».
– Мы найдем виновного, -свел брови на переносице султан. –А причем тут мама? Валидэ отдыхает, ей уже лучше. Просила зайти к ней и о чем-то важном поговорить. Потом зайду.
– Моя мама, Сулейман…Значит, ее не было? — довольно глупо поинтересовалась я. Султан утешающее погладил меня по голове. Понятно. Мне все привиделось. Вот же ж… Странные причуды выдает мое подсознание, находясь на грани смерти.
– Мой ребенок, — неожиданно вспомнила я, хватаясь за живот. –Что с ним?! Он жив?!
Султан неожиданно отвел глаза. Что-о?!
– Лекари пока не могут ничего сказать. Велели ждать, пока шехзаде станет толкаться… Если этого не произойдет в ближайшие сутки, то, скорее всего, наш сын умер, Хюррем…
Я чуть в голос не завыла. Нет! НЕТ!!! НЕ-Е-Е-Е-Т!!!!!
Сулейман испуганно вскочил с кровати, увидев мое лицо. Помчался звать лекарей. А я лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и орала — хрипло, надрывно, бессвязно…
Какая тварь решила убить моего малыша?!!! И тут до меня дошло. Махидевран!
Тебе не жить, черкесская подстилка!!! Если мой сын умрет — ты отправишься вслед за ним, не откладывая!!
Прибежавшие на зов своего Повелителя лекарши насильно напоили меня кучей всевозможных отваров, от которых я отупела и вскоре замолкла. А чуть позже и уснула, не в силах сопротивляться вязкой, опутывающей и тело и мозг, словно лиана, дремоте.