Я и мой летучий мышь

Ковальская Дарья Александровна

— Я просто хотел тебе сказать. Так, на всякий случай. А то он сойдет с ума, а ты расстроишься. — С этими словами мышь упорхнул с колена и удобно устроился на подушке рядом со спящей Шу.

А я так и просидела всю ночь у костра, глядя на огонь, подбрасывая в него ветки и пытаясь запретить себе думать о его глазах.

Эпилог

Город оказался не таким тихим и уютным, как я рассчитывала. Но все же он нам понравился. Сначала шумные улицы, эльфы, гномы, дроу, тролли и прочие, образующие целый водоворот и какое-то

дикое, нереальное сочетание рас, — ввели в легкое состояние шока. Но потом я привыкла. И теперь могла с легкостью продать доспехи как обычному забулдыге, решившему вспомнить молодость и удрать с утренним караваном от злобной жены, так и горному троллю, с довольно бурным нравом и весьма и весьма притязательному в выборе оружия, хорошо разбирающемуся в качестве металла, из которого оно выковано.

Я купила небольшое двухэтажное здание недалеко от центра города. Соседи — не сказать чтоб мирные, да и в первое время меня никто в принципе всерьез не воспринимал. Но, пару раз выкинув из магазина особо шумные компании, а также пару решивших разжиться на халяву троллей, я приобрела имя, уважение и доверие как покупателей, так и соседей.

Не скажу, что было легко и просто. В первое время случалось, что мы неделями жили на одной каше, сваренной на воде. Но потихоньку, полегоньку все наладилось.

Сейчас снаружи метет снег. Покупатели заходят редко, да оно и понятно. Караваны не ходят, порт закрыт. Жизнь в городе замерла до весны. Разве что гном нет-нет да и зайдет. Да тролли иногда наведываются за дубиной или палицей.

Сижу на лестнице, пью травяной чай и смотрю на Пыха, суетящегося внизу. Шу вот-вот должна родить. Вчера позвали повитуху, которая сперва наотрез отказалась, узнав, что должна помочь разрешиться от бремени мышке, но, получив золотую монету, передумала и теперь вовсю орудует на кухне, выставив за дверь взволнованного отца. В итоге Пых ходит по ковру и дергается от каждого звука.

— Да не переживай ты. Все будет хорошо.

На меня сурово посмотрели. За дверью пискнули. Пых дернулся.

— Все будет хорошо, — сообщила я в сорок второй раз.

В дверь тихо постучали. Задумчиво смотрю на нее. Неужели опять?

— Кто там еще пришел?

— Не открывай!

Хмуро смотрю на Пыха. Тот сидит взъерошенный и нервно дергает крыльями.

— Почему?

— Опять цветы принесли. В прошлый раз Шу чуть не умерла!

— Это была аллергическая реакция на цветы, ты же помнишь.

— Нет. Это злой умысел! Кто-то желает ей зла. А теперь, когда она так беспомощна…

Дверь кухни с грохотом открылась, и на пороге возникла «повитуха». Выжидательно на нее смотрим. Я — напряженно. Пых — с ужасом, видимо, из-за пеленки с капельками крови, которую она держала в руках.

— За палец тяпнула, — прорычала женщина, демонстрируя окровавленный мизинец. — Чтоб ее…

— Как Шу? — пискнул Пых, не обращая внимания на опухший мизинец.

— Нормально. Двое! Иди смотри, папаша.

Пыха сдуло ветром. Я пошла следом за ним, мысленно пытаясь успокоиться. Все это время я пыталась вести себя непринужденно и ровно, дабы Пых поменьше волновался. Но и сама пережила пару неприятных моментов,

когда Шу пищала особенно громко.

— А ты куда? — Проход закрыли мощной грудью и не менее внушительным бюстом. Смотрю на лицо, усеянное прыщами, и пытаюсь понять, почему ведьма не может извести даже это? Вроде бы должно быть просто. Другим же внешность исправляет, и даже удачно вроде бы. Или тут действует закон врачей: не пей собственные настои, если жить хочешь долго и счастливо. — Деньги гони и иди!

Мне под нос сунули лопатоподобную ладонь с замотанным пальцем. Прикусив губу, роюсь в кармане, выуживая монеты.

— Две серебряных, как и обещала.

— Три! — снова сунув окровавленный палец мне под нос. — За травму.

Пришлось платить три. Нет, я не транжира, но так хотелось посмотреть на мышат…

— Спасибо. — Монеты сгребли в кулак и сунули в карман, после чего меня потащили к двери, в которую, к слову сказать, снова постучали. Вспоминаю все те букеты, что день за днем доставлялись к моей двери. И это посреди зимы, заметьте. Не знаю, кто из горожан решил так намекнуть на свои сокровенные чувства, но наведываться тайный поклонник не спешил, заставляя меня теряться в догадках. А цветы мы все же сбывали, поскольку у Шу оказалась сильнейшая аллергия на пыльцу… Я сохранила лишь один букет. Он стоял у меня наверху в вазе и напоминал о прошедшем лете. Странно, но цветы и не думали вянуть со временем. Надеюсь, что они дадут корешки, и я смогу их посадить в горшок.

— Ну ежли чего, зови, — закончила свою речь повитуха.

Опомнившись, киваю и заверяю женщину, что всенепременно и т. д. и т. п., после чего открываю дверь и… вижу его…

Знаете, когда смотришь в глаза человека, о котором думаешь каждый день и каждую ночь весь последний год, мир словно уплывает из-под ног. Я даже не заметила, как повитуха ушла, хмыкнув напоследок. Не услышала, как Пых крикнул, чтобы дверь закрыли, а то дует. Я вообще мало что замечала в тот момент. Просто стояла, смотрела на него.

— Привет, — сказал он. — Можно войти?

Киваю и отступаю назад. Он проходит мимо, в нос ударяет запах морозной свежести, кожи и меха. А еще его личный, едва уловимый запах, который, кажется, я стала различать только теперь. Он проходит к камину, стягивает перчатки и протягивает руки к теплу. Пламя подсвечивает лицо, которое из-за огня кажется не столько бледным, сколько бронзовым.

Закрыв дверь, молча стою, не зная, что делать. Я ведь так хотела никогда его больше не видеть. Тогда почему я стою и молчу? Это ведь так просто — указать на дверь.

— Ты получала цветы?

— Да.

— А конфеты?

Кошусь в сторону кухни. А Пых говорил, что запах шоколада мне просто чудится.

— Да, наверное… Так это ты мне их посылал? А зачем?

— Не могу без тебя, — не отрывая взгляда от огня.

В груди замирает сердце. Судорожно выдыхаю, пытаясь собраться с мыслями и успокоиться.

— Я… я не верю.

— Я знаю. Но мне уже наплевать.

Вздыхаю и смотрю на него исподлобья.

— Скажи, чего ты хочешь? — Он поворачивает голову и смотрит на меня в упор.