Я и Тёмка
Шрифт:
Когда Тарасик был совсем маленький, он напоминал толстый пушистый комочек. Этот комочек перекатывался то медленно, то быстро, падал, вставал и снова падал. Вот он покатился под стол. Бац! Перевернёшь его! И он бежит обратно. Не заметил, что его развернули!
Когда Тарасика только принесли, он подошёл к старой шали (её сложили в несколько раз, сделав для пёсика «кроватку»), повернулся к ней боком, упал и сразу заснул – только лапки во сне подёргивались, будто он бежит.
Когда ему первый раз налили в
Он обожал гоняться за бантиком, который я тащила за собой на верёвочке. А когда догонял, смешно начинал мотать головой и рычать.
Тарасик долго боялся прыгать с кровати на пол. Залезть залезет, а слезть не может. Прыгал только на подушку, и то так забавно! Подходит к самому краю кровати. Тут у него передние лапки встают, как вкопанные, а задние продолжают двигаться вперёд, словно он сам себя подталкивает. Выгнется весь дугой и скулит. А когда равновесие теряет, падает вниз. Но постепенно он научился прыгать. Да ещё как! Не просто соскальзывает, а подскакивает вверх. Приземлится и залает, мол, вот какой я молодец!
Тарасик не любит спать на своём месте. Вернее, своим местом считает дедушкину кровать. Когда дед на работе, Тарасик ложится на кровать, кладёт голову на подушку и даже прикрывается покрывалом.
Тарасик всегда там, где собирается большинство членов нашей семьи. Когда мы смотрим телевизор, пёс непременно лежит рядом. Но как! Когда все идут в зал к началу какой-нибудь передачи и выбирают себе место, Тарасик тоже готовится. Он прыгает на диван, хватает в зубы подушку-думку, спрыгивает вниз и начинает свой обычный ритуал. Не выпуская подушку, он обходит комнату, прикладываясь на думку то там, то сям. И только когда последний из нас усаживается возле телевизора, когда начинается сам просмотр, Тарасик успокаивается и, положив, наконец, подушку, кладёт на неё свою голову.
Пока он был маленький, я гуляла с ним без поводка. Да и куда там поводок-то было цеплять? И вот однажды….
Был летний солнечный день. Мы вышли с Тарасиком на улицу. Он весело вилял маленьким хвостиком, который чуть угадывался под пушистой «шубкой». Тыкался в мои щиколотки и отбегал, тыкался и отбегал. Во дворе играли Аня с Димкой: они что-то рисовали возле подъезда мелками. Тут же следом за мной вылетел Андрей с целым пакетом мелков.
– Что делаете? – спросила я ребят, поздоровавшись.
– Мы тут чучундру рисуем.
– Кого?
– Чучундру!
– Да? А как она выглядит?
– Кто же знает? – удивился Димка.
– И чего тогда рисуете?
– Рисуем, как себе ее представляем, – сказала Аня, аккуратно рисуя круглый глаз.
– Я тут обзывался на Аньку. А папка мимо проходил и предложил нам нарисовать это «обзывательство». Вот рисуем.
–
– Дим, а у тебя глупая.
– А у меня? – спросила Аня.
– А у тебя смешная! Дайте-ка, я свою нарисую…
Я взяла в руки мел и стала рисовать. Моя «чучундра» оказалась вредная, с поджатыми губами и прищуренными глазами.
– Здорово у нас получается! – крикнул Димка.
Тут меня словно кольнуло.
– А Тарасик где?
– Тарасик? – переспросил Андрей. – Только что тут был.
– Тарасик! Тарасик! – позвала Аня.
– Ребята! Тарасик пропал! – полным ужаса голосом проговорила я.
Мы начали бегать по двору и звать Тарасика.
– Он такой маленький! – причитала я. – Как его в траве найти? Тарасик! Тарасик!
– Может, его кто-то из прохожих забрал? Мы же рисовали, наклонившись. Видела кого?
– Никого не видела. Я рисовала, и всё, – сквозь слёзы ответила я.
– Ты раньше времени не плачь, – сказал Андрей. – Мы ещё не везде посмотрели.
– Не умеешь ты утешать, – подскочила Аня. – Мы его сейчас найдём. Обязательно найдём! Он ведь маленький, далеко уйти не может…
Андрей похлопал меня по плечу, и мы опять стали звать Тарасика. Искали, искали, искали… но пёсика нигде не было.
– Я боюсь домой идти, – сказала я.
– Думаешь, будут ругать?
– Нет! Как я без него буду жить! – слёзы рекой потекли из глаз.
– Хочешь, вместе пойдём? – спросил Андрей. – Или нет. Я лучше поищу. Мы ещё за горкой не смотрели.
Я тоже побежала за горку, но и там Тарасика не было.
Пришлось идти домой, оставив ребят во дворе. Дома была только бабушка.
– Баба… я Тарасика потеряла, – успела сказать я, зарыдав.
Как бабушка меня ни успокаивала и ни расспрашивала, я не могла вымолвить ни слова.
– Ну что ж, – сказала бабушка. – Может, он попадёт в хорошие руки. Жалко, конечно.
Я как услышала про «хорошие руки», залилась пуще прежнего. Никак не могла поверить, что Тарасика больше не увижу! Когда, немного успокоившись, я пошла к себе в комнату, то увидела мячик и резинового ёжика, с которым любил играть пёсик. Подняв игрушки, я пошла к бабушке.
– Он играл ими, бабулечка, – прошептала я.
Бабушка погладила меня по голове.
– Не расстраивайся, деточка. Может, он ещё найдётся.
– Не найдётся… Не найдётся…
Я вышла в коридор и увидела подстилку, на которой Тарасик не любил спать: подняла её и понесла бабушке.
– А вот здесь он спать не любил… – слёзы опять потекли из глаз.
Бабушка тоже заплакала. Тут раздался стук в дверь. Я пошла открывать. Первое, что я увидела, был Тарасик. Потом я увидела Андрея, который держал его на руках и улыбался. За Андреем стояли Аня и Димка.