Я и Я (сборник)
Шрифт:
– Так это ж на микроуровне! – возражал я. – Это же совершенно другой аспект.
– Кстати, фамилия того француза, который это дело со спутанными фотонами провернул, – Аспект. Не упоминай его имени всуе, – строго сказал он.
Рафик в свое время тоже вел сходные разработки. И как вы убедитесь, кое до чего допер. Однако денег на дальнейшие эксперименты ему не дали. Вернее дали, но не ему. И все потому, что удачливый соискатель был чьим-то племянником. Вот Рафик и устроил аутодафе. Спустился в вестибюль и поджег свою диссертацию. Попутно выгорел гардероб. Судили. Сел. Дали ему немного.
Я же пытался уяснить практический, простите, аспект, принципа нелокальной связи:
– То есть, что одна голова думает, то же самое думает и другая? Что делает один субъект – то и второй, параллельно первому, выполняет?
– Ну-у… Конечно, не исключено… что есть некая конкордантность, согласованность… И даже наоборот, следует допустить… – он сделал неопределенный жест, покрутив растопыренными пальцами у виска.
– Ты мне тут не делай пальцами! – настаивал я. – Ты скажи: если мне, например, приспичит отлить и я навещу гальюн, то, будучи в то же время на светской тусовке или в местах народных гуляний, я вынужденно совершу те же самые действия? Прямо при всех?
– Боюсь, что первое время тебе будет не до гуляний, – с некоторым сожалением сказал Рафик.
Или он использует меня втемную, или сам в своем темном углу не предвидит всех последствий задуманного, решил я.
– А может, зря ты поджог учинил? И наоборот, правильно, что твои бредни не финансировали?
– Сам-то за что сел? – обиделся этот ученый.
За сканирование, молча согласился я. Используя якобы новейшее компьютерное обеспечение, а также похожий на кастрюлю блестящий цилиндр. Клиенты получали надежду на послесмертие. Хотя я не очень-то обещал.
Рафик сказал уже примирительно:
– Пора, пора уже понять государству: если оно не финансирует наши проекты, то их финансирует мафия. Тем более, если весь проект укладывается в стоимость спортивного автомобиля.
Адвокат тут же начал обо мне хлопотать. Верней, начала. Звали ее Катя.
– Вас освободят как ненормального, – уверяла она. – Нормальный бы не смог до такой кастрюли додуматься.
Я б ей мог возразить афоризмом насчет темных углов. И как назвать тогда тех клиентов, что доверчиво головы в мою кастрюлю совали?
Впрочем, не исключено, что после предстоящего эксперимента я еще ненормальнее, чем они, стану. В смысле, доверчивей.
Меня перевели в психушку, решетки которой были так же крепки, как и тюремные. Кое-какое медицинское оборудование для тестирования мозгов в ней имелось. А если чего и не было, то мы с Валерой отправлялись туда, где оно было. Причем на время выездов на места Валера пристегивался ко мне наручниками, чтобы один из нас не сбежал.
– Нельзя ли на второго болвана взглянуть? – как-то спросил я.
– Это лишнее, – заверил меня Валера. – Он в искусственной коме, но даже если его оживить, пообщаться с ним не удастся: состояние ума у него младенческое. Он не то что ходить-говорить – он и головку-то держать не умеет.
– Сколько ж ему лет?
– Соответствует вашему биологическому возрасту. Выращен ускоренным методом. Донор, у которого брали ткань, мне неизвестен.
Аппарат для сканирования
У Валеры с Ниной на меня уже неделя ушла. И еще сутки меня продержали в бессознательном состоянии, сканируя мою нейронную сеть и одновременно, без промежуточного носителя, импринтируя в того болвана, которому предстояло стать моим двойником. Покуда весь экзистенциал – опыт моего прошлого – не утвердился в нем.
Кажется, кое-что от того процесса осталось в моей памяти – словно сон с быстрым движением глаз. Картинки вспыхивали и гасли, мысли всплывали и тонули вновь. Впрочем, все, что являлось и мельтешило, составляло ничтожный процент от моего «я». Основной процесс протекал бессознательно.
Я ожидал по пробуждении, что сейчас начнется самое интересное. Знакомство с двойником. Первый контакт. Объятия. Обмен впечатлениями. Интересно взглянуть на себя со стороны! Я даже волновался слегка. Однако явилась Катя. Получасом позже – машина, конвой. И меня препроводили к месту дальнейшего отбывания.
– А что мой двойник? – спросил я, прощаясь с Валерой.
– Вы первый его почувствуете. Во всяком случае, по идее – должны.
– Я продолжу о вас хлопотать, – заверила Катя. – Теперь уже вам недолго осталось.
– Ну? Ты его еще не почувствовал? – приставал ко мне Рафик первые два дня. – Он в коме, – тут же комментировал он мои ощущения, а вернее отсутствие их. – Его будут постепенно из этого состояния выводить. Начнут, как только синаптические связи зафиксируются достаточно прочно. Я понимаю, время надо. Но, может, ты уже что-то чувствуешь? Совсем ничего?
На третий день я проснулся с посторонним для себя ощущением – осязательного характера. Какие-то странные впечатления вплетались в картину вчерашнего дня. Одно из них было особенно острым. Словно мне всадили укол.
– Да! – обрадовался Рафик. – Они тебя колют! Аналогом фермента протеинкиназы М-зета! Укрепляет связи между нейронами, – более спокойно добавил он.
Кроме того, была горечь и сухость во рту, но скоро прошла.
– Все правильно. Вначале пробуждаются контактные органы восприятия, – комментировал Рафик.
На следующее утро мне припомнился запах недорогих духов. Как будто в камере, пока я спал, побывала женщина. Недорогая.
– Так! – Рафик торопливо активировал свой телефон. – Нина! Какие у тебя духи? «Сонька», – сказал он мне. – «Золотая ручка». Говорит, что Витя их всем дарит. Вот и ей на днях подарил. Попробуй с ним разговаривать! – велел он моей сиделке.