Я и Я (сборник)
Шрифт:
Но есть и другая сторона медали. При всем ее хорошем и добром отношении ко мне, я – не совсем еемужчина. Хотя она сама себе в этом никогда не признается. Чуть мягковат, чуть нерешителен. Яркости и контрастности мне не хватает – как в телевизоре с почти севшим от времени кинескопом. Женщины говорят, что ищут доброго, ласкового, понимающего мужчину. Да, почти так. Но при этом им нужна малая толика того самого Зверобоя – сила, решительность, азарт победителя. Чуть-чуть жгучего перца на острие ножа. А без этого им чего-то всегда не хватает, пресновато как-то получается.
Сердце уже колотится так, что вот-вот выпрыгнет
– Извини, я сейчас, – говорю я Алле.
Дохожу до стойки, говорю бармену:
– Мне стакан коньяка.
– Стакан? Извините, господин, не совсем понял. Вам сто граммов коньяка?
– Стакан – это стакан. Граненый стакан – двести граммов. Это мировая константа – как число «пи» или скорость света.
Бармен наливает мне коньяк в какой-то здоровенный фужер, наверное, для коктейля. Понятное дело. Настоящий граненый стакан сейчас не достанешь. А раньше в любой столовке – пожалуйста.
Я беру фужер трясущейся сейчас, как у алкоголика, рукой. Но опрокинуть его в себя не успеваю. Потому что в бар вваливается – именно вваливается, ну не могу я подобрать другого, не столь затертого слова, – компания фанатов Диких Боев. С кастетами «коготь тигра», булавами «лапа льва», значками «Зверобой – наш герой!». Одним словом, при полном прикиде. Здоровенные жлобы с тупыми лицами, бессмысленные глаза, – те еще ребятки, надо сказать. Вот только один из них, в середине этой шараги, – невысокий, но словно налитый какой-то злой силой, с недобрым взглядом, но незаурядный, видно сразу. Явный лидер. И не обкуренный, в отличие от остальных, насколько я что-то вижу и понимаю. Очень неприятный человек: жестокий, опасный.
Я еще не успеваю толком понять почему, но внутри меня все холодеет. Какое-то явное предощущение беды. И предчувствие меня не обмануло. Кто-то из фанатов утыкается взглядом в Аллу, смотрит сначала просто как на симпатичную девчонку, затем уже пристально, узнавая:
– Звери, глянь, я ее знаю – это же охотничья сучка! Точно она – гринписовка долбаная!
Все смотрят на Аллу. И вдруг кто-то из этой компании – тот, что стоял ближе всех к Алле, – делает пару шагов в ее сторону, выхватывает из кармана кастет с когтями и, широко размахнувшись, бьет Аллу по лицу…
Хотя что значит – бьет? Тут я несколько поторопился. Скажем так, почти бьет. Почти успевает ударить…
Я стою у стойки с фужером коньяка в руке. Сначала первая мысль, такая ноюще-тоскливая: «Ну почему опять я? Сколько можно уже одному человеку?»
Потом просто обрывок следующей мысли, на большее нет времени: «Как неудобно я стою, вполоборота…» И, как уже не раз бывало, что-то взрывается внутри меня. Затем все мысли исчезают, и я уже делаю все не столько осмысленно, сколько инстинктивно.
Фужер с коньяком летит в направлении того, кто бьет Аллу, – он увидит бросок, повернет голову, и это даст мне необходимую пару секунд. Мгновенный выбор кратчайшего пути – через перегородку между столами. Толчок левой ногой, ощущение рвущегося от перенапряжения сухожилия, и я перелетаю через перегородку, которая едва ли не повыше меня будет.
Втискиваю свое правое плечо между Аллой, чуть отталкивая ее, и лезвиями кастета. Пока еще не ощущаю боли от вошедших в плечо стальных когтей. Слегка прогнувшись, на разгибе туловища, бью левой рукой снизу вверх, так что этот сучий потрох отлетает к стенке, с каким-то пластилиновым шмяком ударяясь об нее.
На какой-то момент застываю в этом пространстве-времени, глядя в глаза Аллы.
И опять этот переход из одного состояния в другое. Времени, чтобы ускользнуть от удара, уже нет, поэтому я просто сгибаюсь в талии почти под прямым углом, выгибаясь назад спиной. Лезвия булавы распарывают свитер на мне, и из подкладки свитера вываливаются внутренности – синтепон, поролон, хрен знает, что туда подложено для придания нужной солидности фигуре. Уже распрямившись, наношу левой рукой короткий удар. Бью почти без замаха, чуть отведя назад не руку, а только плечо. Противный хруст ломающихся хрящей или костей, и в следующий момент этот фанат уже оказывается под столом, с текущей из уха кровью.
Немая сцена, все словно застыли. Только два человека как-то реагируют на ситуацию и продолжают, пусть и замедленно, все-таки действовать в этом тягучем, почти остановленном времени. Это коренастый предводитель фанатов Диких Боев и Алла, как ни странно. Причем Алла даже идет впереди на полтакта.
Мне кажется, что я почти понимаю по изменению выражения лица Аллы все ее мысли. Сначала полная растерянность, затем – уже задумчивое недоумение, оценка происходящего; вот она вспомнила, как мы с ней познакомились; быстрый взгляд на учиненное мной тут безобразие; потом вспоминает главное – фотографию Марины. (Лидер фанатов, кстати, уже засунул руку в карман и явно нашарил там что-то нужное ему, так что мне приходится теперь делить внимание между Аллой и ним). Еще один взгляд Аллы на меня, потом мы почти одновременно переводим глаза на лидера фанатов, который уже достал из кармана перчатку с когтями-лезвиями. Наконец последний фрагмент пазла в голове у Аллы встал на нужное место, и вся картина для нее теперь ясна. И сразу следующая мысль: это ее Великий Шанс!
Я невольно восхищаюсь Аллой – насколько же быстро она соображает! И как она быстро действует в этой ситуации, когда времени на размышления уже нет! Удивительно изящным, пусть и натренированным движением она запускает руку в сумочку и вытаскивает маленький, почти игрушечный револьвер, одновременно уже разворачивая кисть для выстрела.
И вот он – момент истины! Пересечение траекторий, предначертанных судьбой. Одна точка – в пространстве, один миг – во времени. Маленький изящный пальчик на курке маленького изящного револьвера. У Аллы есть ее Высокая Миссия и нет ни мгновения на осмысление ситуации. У нее нет даже доли мгновения! Указательный пальчик почти рефлекторно сгибается, и Алла в упор стреляет в него – в Зверобоя.
Если вы опять ничего не поняли: Алла стреляет в меня. В кого же еще?..
Меня словно кто-то опять отталкивает в сторону. Я только свидетель происходящего. А моим телом управляет кто-то другой – молниеносный, неудержимый, непобедимый.
За долю секунды до выстрела Зверобой делает шаг вперед в сторону Аллы и при этом чуть влево, сокращая зону поражения. Резкий поворот корпуса от траектории вылета пули, еще один маленький боковой шажок. И когда Алла стреляет, по сути в пустоту перед собой, Зверобой уже оказывается сбоку от нее, чуть нависая над ее правым плечом. Левая рука Зверобоя перехватывает револьвер, двумя пальцами легко вырывает его из руки Аллы, засовывает револьвер обратно в сумочку и закрывает ее.