Я иду искать. История вторая
Шрифт:
— Сволочи вы...
Страшно не было. Было очень и очень обидно.
— Убей его, — сказал старший рыжему, — он нам и правда не нужен.
Потом во лбу старшего открылась аккуратная дырочка, плеснувшая струйкой мозга и крови — и он повалился на ноги Олегу, лежавшему, как сноп.
Богдан прыгнул, в пещеру, держа «вальтер» обеими руками на уровне глаз — так учил его стрелять Олег. Пистолет грохнул еще дважды — рыжий повалился с ящиков, как куль с мукой — тяжело и мягко. Но в тот же миг длинноволосый ударом кулака, прянув к
Богдан не успел, добраться до меча. Он отразил удар камасом, и два клинка вновь столкнулись со скрежещущим лязгом. Длинноволосый был выше, он наступал, рубя сплеча — в какой-то момент его тесак концом грубо воткнулся в левое бедро горца и змеей отдернулся, нанеся широкую рану.
Не сразу Олег понял, что Богдан подставился специально — выиграв мгновение, он обнажил меч — и снес руку хобайна вместе с тесаком ниже плеча.
Этому горских мальчишек учить было не надо — принять рану и достать врага.
Но и хобайна ковали из той же стали, хоть и другие кузнецы. Он не закричал, не посмотрел на кровь, струйками брызнувшую из обрубка, даже в лице не изменился. Левой рукой он схватился за клапан пистолетной кобуры, надеясь успеть сейчас сделать то, на что в начале боя не хватило времени.
Стремительным круговым махом Богдан отрубил ему голову, и хобайн рухнул на пол, успев вытащить оружие на треть.
— Вольг! — Богдан метнулся к лежащему с виноватой улыбкой другу, не обращая внимания на кровь, стекающую в кут по ноге. А рыжеволосый, поднявшись из-за ящиков, держал в руке пистолет. Правая рука у него висела безжизненно...
— Сзади! — крикнул Олег, и Богдан метнул камас даже не обернувшись — в полуприсяде, через плечо, левой рукой. Рыжеволосый словно бы окаменел. Потом начал медленно валиться назад с умиротворенным лицом, стреляя из пистолета в пол — ракетные пули плавили камень, и кислый запах, плыл по пещере.
— Что с тобой?! — Богдан стащил в сторону с ног Олега убитого хобайна.
— Парализовало, — поморщился Олег и пояснил: — Двигаться не могу, пройдет где-то через полчаса... Вот что, слышишь? — сказал он так, словно Богдан был далеко и мог не услышать: — Иди отсюда. Ищи наших. Скажи Йерикке — пусть заглянет в тот коридор, где мы с тобой встретились, он поймёт там, что к чему... А я отлежусь и догоню вас...
Не верил Олег в это — но Богдана надо было отослать. Между тем тот ответил абсолютно естественно:
— Поволоку волоком. Уж как-нибудь...
— Не валяй дурака, блин! — прикрикнул Олег. — Я на полпуда тяжелее тебя, а с оружием и прочим — вообще, да и ранен ты...
Последнее он говорил, уже когда Богдан волок его, обвешавшись своим и Олеговым оружием и снаряжением. Тащил, сопя и что-то бормоча. Потом — уже с «порога» — очередью долбанул по ящикам, раскурочил ноутбук и зло сообщил:
— На добрую память.
Тащить Олег было тяжело — ясней
— Перевяжи, — попросил Олег во время очередной остановки, — ведь свалишься.
— Ага, — благодарно сказал Богдан, садясь, — я разом...
— Слушай, — воззвал к нему Олег, пока Богдан бинтовал ему ногу, — ну тут-то под стеночкой меня и оставь...
— Не лезь, и так тяжело, — попросил Богдан. Хотел еще что-то добавить, но по коридору прокатилось отдаленное и явственное:
— Догна-а-ать!
— Так, — выдохнул Олег. И заорал на Богдана, который поспешно затягивал ремни кута: — Пошёл на х... !
— Кусай за х... !— огрызнулся Богдан подхваченным у Олега же выраженьицем. — Поехали еще...
— Да бесполезно же! — простонал Олег, но Богдан уже волок его, а в отдалении отчетливо стучали торопливые шаги сразу нескольких бегущих, и эхо множило их. — Беги, дурак!
Богдан упал, выругался. Снова подхватил Олега, поволок еще несколько саженей... Оружие, снаряжение, парализованный друг — все это вдруг превратилось в неподъемную тяжесть. Пальцы соскальзывали с плеч и ворота Олега, словно с намыленного стекла.
— Испробуй двигаться, Вольг! Ну разом? — горячо, почти остервенело, попросил он.
— Не... могу-у-у-у...— Олег чувствовал, как по всему телу от нервного напряжения выступил пот. Но тело — сильное, послушное, ловкое — не повиновалось мозгу. — НЕ МО-ГУ...
— Вольг! — Богдан оставался рядом, он всматривался в коридор. — Ну испробуй! Ты же можешь, ты все можешь, коли пожелаешь-то!
— Не мо-гу... — прохрипел Олег, плача от отчаянья и бессилья. — Бе-ги...
— Сгинешь, коли не сдвинешься! — кричал Богдан.
— Иди, — вдруг спокойно ответил Олег. — Вое к черту. Пусть так. Ты только скажи Йерикке, что я просил, это важно.
Богдан осекся, и наступила тишина... но лишь на миг. Потом он сорванно закричал, задыхаясь от ярости:
— Умереть хочешь?! Добро — умирай! Умирай, что ж! Да вот не один ты умрешь! Меня-то разом тоже сведешь!
— Ну что ты плетешь?! — с усталым, раздраженным отчаяньем спросил Олег, вслушиваясь в шаги — уже не бегущие вдали, а близкие и осторожные. — Что ты...
— Вот то! Коли ты не пойдешь — так и мне оставаться! Вот разом одно возле тебя и умру!
— Зачем тебе помирать-то?! — Олег плюнул в сторону. — Ну зачем, дубина?!
— Да затем, что друг я тебе! Вот затем, что как брат ты мне! Пойдешь или нет?! Пойдешь?!
Эти крики и мольбы были до идиотизма нелепы. Олег не видел липа Богдана, но хорошо его себе представлял — отчаянное, умоляющее. И — ВЕРЯЩЕЕ. Он верил в Олега, верил Олегу до такой степени, что не принимал доводов разума.
Олег промолчал. Но, промолчав, он, насилуя свое тело, собрал в кулак всю волю, всю злость на мускулы, сейчас похожие на тряпки. Ему казалось, что он тянет себя из бездонного болота.