Я иду искать... Книга первая. Воля павших

Верещагин Олег Николаевич

— Дальше, — скомандовал Гоймир, толкая коня пятками. И еще раз зло покосился на небо, в глубине которого бледными пятнышками различались звезды.

…Скоро Олег начал жалеть о том, что согласился ехать. В седле он держался получше горца, но уж больно скучно было. Это его в здешних поездках доставало больше всего — выросшему в скоростном мире подростку до тошноты медленными казались здешние средства передвижения. Ландшафт и пейзажи стали угнетать разнообразием. Гоймир молчал, думая, судя по всему, о Бранке. Скакать галопом тут было

невозможно, да и не признавали здешние пони-кони такой вещи, как «галоп» — он оскорблял их медлительное достоинство. Оставалось покачиваться в седле, зевать и думать о самых разных вещах.

О Бранке например.

— Смотри-ка, а это что? — вдруг привстал в стременах Гоймир. Олег передвинул на бедро ЭмПи и убежденно сказал:

— Зря ты не взял «шпагина».

На тропе лежали несколько лошадиных туш. Уткнувшись в дерево, стояла телега. Еще две или три валялись, опрокинутые набок. По всей тропе были разбросаны лохмотья и кучи чего-то серого, омерзительно воняющего…

Гоймир спешился и, на ходу доставая меч, подошел к одной из этих куч. Ткнул в нее…

— Хвост Переплутов! — гневно выкрикнул он, поворачивая к Олегу вспыхнувшее лицо. — То наше зерно, то хлеб! Его известью окатили!

— Данваны? — Олег огляделся.

— А подводчики-то где? — Гоймир ходил вокруг разора. — Нет, данваны случись тут — они б и подводчиков… да и не по чину им то, все одно что на ворота помочиться тишком…

— Поищи лучше. — Олег тоже спешился, перехватил ЭмПи с упором в бедро.

— Мертвяков-то? — Гоймир описал большой круг, вороша папоротник. — Ни пса тут не валяется. Ни живых, ни мертвяков не видать.

— А вот тут ты пролетел, друг мой, — Олег потянул воздух сквозь зубы. — Если ты их знаешь, то представь мне.

Гоймир повернулся.

С разных концов на тропу вышли восемь человек — восемь ребят примерно в возрасте друзей. На взгляд Гоймира так одеться могли только полоумные, а вот на Олега повеяло знакомыми ветерками с тусовки. По крайней мере, кислотная цветовая гамма, покрой одежды, приоткрытые рты и прыщи пробудили в нем почти ностальгические чувства. При всем при том эти восемь обормотов казались тут до смешного чужими — куда более чужими, чем Олег — в ковбойке, джинсах, сапогах-чунях и с пистолет-пулеметом.

Однако, у троих были обрезы охотничьих ружей, у остальных — солидные дубинки, явно частенько использовавшиеся. Движениями вся компания до такой степени напоминала рэперов, что Олег тихонько пробормотал:

— Ой йо ма фа йоу…

Месяца два назад такая встреча его бы серьезно обеспокоила бы. Но после того, что он повидал, сознание отказывалось воспринимать, как угрозу, даже обрезы в руках этих недоразумений.

— Не ходит у меня такая срань в знакомцах, — сообщил Гоймир с некоторой брезгливостью.

— Оба, мы ему не катим, — сказал один, поигрывая обрезом, и Олег снова на секунду впал в столбняк. — Не катим, э, ты, козел горный?

— Не промахнулся, — лениво ответил

Гоймир.

— А тебе? — обратился тот же к Олегу. — Тебе мы, твою мать, тоже не нравимся?

— Не очень, — признался Олег. — Чесслово, мне и покруче пацаны стрелки забивали. — Он подумал и добавил: — Клык даю. Век воли не видать.

— Вы сотворили? — махнул рукой Гоймир.

Олег прислонился к одному из валунов, беспечно сунув руки в карманы, а подошвой упершись в камень.

— А че, не нравится? — осклабился еще один, недвусмысленно целясь из обреза в пах Гоймиру.

— Один тот мешок, — задумчиво сказал Гоймир, — что вы испоганили, по деньгам будет поболе мяса, что из вас настругать можно. А буде не деньгами померять — так и вобще не равняй; в том хлебе труд человечий, пот… а в вас и есть-то, что кто-то зачать озаботился, а кто-то — из-под подола выкинуть. Невелик труд, да и вышло не чтоб красиво.

Олег, осклабившись, вынул руки из карманов, три раза хлопнул в ладоши и убрал их обратно.

— Тебе че-то надо, ты? — спросил у Олега третий с обрезом.

— Ну, — откликнулся Олег. — Не видеть твоей похабной рожи.

— Поначалу думал я в ряд вас поставить да и окоротить на голову, — излагал Гоймир, не повышая голоса. — Но поразмыслил — какой с того племени прибыток? По справедливости будет — свести вас в Зелены Сады, да и заставить тот хлеб отработать…

— Приносить пользу обществу — это даст вам ощущение некоторой новизны, — изысканно заметил Олег.

— Он че-то квакнул про мою рожу, — родил наконец тот, кто спрашивал Олега, что ему надо.

— Коли я говорю — другим молчать, — оборвал его Гоймир, — а уж вам — и особо. Бросайте дреколье, да и шагом поперед нас в весь.

Воцарилось молчание. На лицах за прыщами угадывалась усиленная и тяжкая работа мысли. Потом кто-то, хлопнув по ладони дубинкой, неуверенно сказал:

— Э, ты за языком следи. Не проспался, что ли — нас ВОСЕМЬ, а вас ДВОЕ!

— Погоди, он прав, — снова подал голос Олег. — Их ВСЕГО восемь, а нас АЖ двое. Нечестно получается. Знаешь, я у себя всегда мечтал таких бить, а получалось редко, то настроения не было, то менты под кроссовками путались. Ты постой в стороне, а то ведь скажут потом — с мечом на малолеток недоразвитых…

— Ну, держи штаны, падла, я сейчас тебе всю харю в кисель превращу! — не выдержал морального давления один из дубиноносцев. И ринулся на Олега в лучшем стиле уличной драки — галопом, занося дубинку над головой с маху. Олег до последнего мгновения не менял позы, стоял у камня, а потом… пропал. По крайней мере, так показалось атакующему. Он ахнул по камню со всей силы и ярости — отдача вышибла дубинку из руки, осушив ладонь, а в следующий миг стало совершенно нечем дышать, и нападающий лег под камешек, уютно свернувшись клубочком. Олег, простенько пригнувшись, ударил его коленом в солнечное и, танцуя, как на боксерском ринге, отскочил в сторону.