Я – инквизитор
Шрифт:
Но едва Ласковин коснулся посудины, поляна и все, что было на ней, вдруг затрепетало, как бумага на ветру, лицо бородача уползло назад, исказилось и пропало… Андрей снова смотрел в темную глубь зеркала на собственную безбородую физиономию за пламенем свечки. Руки его лежали на столе, а затылок прижимался к мягкой груди Антонины. Было тихо, только из соседней комнаты раздавалось ритмичное: скырр, скырр. Кот точил когти.
— Ну как тебе… владыка? — спросила Антонина, опуская ладони Андрею на плечи. — То ли тебе уже виделось во снах? Сиди, сиди! —
Андрей и сам почувствовал, как дрожат мышцы.
— Сейчас, сокол! — Антонина отстранилась и прошуршала тапочками на кухню.
Спустя минуту перед Ласковиным оказалась пиала с горячей, пахнущей пряностями и парами спирта жидкостью.
Андрей пригубил… и выпил тотчас! Залпом, хотя напиток был обжигающе горяч. Густое сладкое варево, крепкое, вкусное, немедленно всосавшееся. Сразу — в кровь. Ласковин выдохнул жаркий пряный пар и засмеялся от возникшей легкости.
— Не ошиблась я в тебе! — сказала Антонина, беря Андрея за локоток. — Пойдем, сокол мой!
— Далеко? — спросил Андрей, продолжая улыбаться. Ему сейчас все было трын-трава.
— Близехонько! — И потянула вверх, буквально поставила на ноги.
«Да, силенки у нее, для женщины, будь здоров!» — подумал Ласковин.
Оказавшись на ногах, он попробовал освободиться от ее рук, но ворожея не отпустила.
— Ты еще слаб, — мягко сказала она, — упадешь!
— Я? — Андрей хотел возмутиться (он чувствовал себя превосходно!), но понял: да, слаб. Словно молодого вина перебрал: голова светлая, а ноги не держат.
— Пойдем, пойдем, — проговорила Антонина, ведя его в сторону спальни.
Их огромные тени (свеча горела позади) переплелись и раскачивались, будто танцуя.
«Ага, — подумал Андрей не без самодовольства. — Все пути ведут в Рим!» А почему бы и нет? Такая приятная и, м-м-м, экзотическая женщина. Так он и знал, что этим кончится. Да чем еще может кончиться, когда мужчина приходит к одинокой женщине?
«Любят тебя бабы», — говорил Митяй.
Да, любят! И он их любит! Не то чтобы всегда готов, но в данный момент — вполне. Даже со стороны заметно. А что, собственно, такого? Антонина — женщина соблазнительная. Ведьма, ха-ха! А он мужчина хоть куда! Таких мужчин так вдруг не найдешь!
«Похоже, я здорово пьян!» — подумал Андрей.
Ну, пьян. Ну и что? Мы — люди без комплексов. Как там? «Девушка, я в этом городе впервые. Не подскажете, как пройти к вам домой?» Или в данном случае больше подходит: «Прекрасные у тебя джинсы, парень! Спорим на пять штук, я сниму их меньше чем за восемь секунд?»
Американизация! Ласковин издал булькающий смешок. «Бросить палку» — это всегда в одну сторону, а «трахнуть» — вполне обратимо. Да здравствует американизация, эмансипация, демократизация и свободная инициатива!
Ласковин, ухмыляясь, передвигал непослушные ноги в сторону спальни одинокой женщины Антонины. Все они — ведьмы, неведьмы — одинаковы. Кто коньяк ставит, кто
— Не туда! — сказала Антонина, задерживая ласковинское движение в сторону просторной кровати. — Не туда, вот сюда!
«Вот сюда» оказалось довольно высокой кушеткой, застеленной простыней. Или это был такой стол?
«Как в поликлинике!» — подумал Ласковин и прицелился взобраться, но помешала расстроенная координация — чуть не упал.
Антонина пришла на помощь, ловко подтолкнув вверх. Ласковин плюхнулся на живот и тут же расслабился — носом в пахнущую ландышем простыню, с бездумной улыбочкой…
— Перевернемся, Андрюша, — сказала женщина и умелым движением перекатила его на спину.
«Ну вот — уже Андрюша!» — подумал Ласковин, а Антонина тем временем расстегивала его рубашку.
«Все пути ведут в Рим! — с приятностью внутри думал Ласковин, пока его освобождали от одежды. — В Р-р-м-м…»
Совершенно голый, в приятном предвкушении, он глядел на сосредоточенное лицо Антонины. «Расслабься, подружка! Все будет тип-топ!»
Однако женщина не спешила воспользоваться его, хм, готовностью.
— Полежи минутку! — бросила она деловым тоном и вышла.
«Пр-равильно! — подумал Ласковин. — Гигиена прежде всего!»
Оставшись в одиночестве, он глядел в исчерченный тенями потолок. Потолок слегка покачивался.
Нечто увесистое плюхнулось на кушетку — так, что та закачалась. Пушистое и теплое щекотно прошлось по голому боку Ласковина. Андрей хихикнул, повернул голову и увидел огромную усатую морду в сантиметре от своего лица.
— А-а… — сказал он. — Коток!
Кот был что надо. Гигант в полпуда, не меньше. Полосатый, как рысь, короткошерстный, с широченной, украшенной бакенбардами рожей.
— Кс-кс… — пробормотал Ласковин и попытался ухватить его за ухо. Кот отодвинулся. У него были огромные совиные глазищи, отливающие рубиновым огнем. Кот смотрел на Ласковина в упор.
— Киса, — сказал Андрей, с трудом шевеля языком. — Давай познакомимся, киса!
Андрей любил кошек.
Вернулась Антонина и спихнула кота на пол: «Не мешай, родной!»
Перекатив Андрея на бок, она подложила под него большое махровое полотенце. Затем в руках у женщины появилась губка, которой она принялась обтирать Андрея, время от времени окуная в пластмассовое ведро. Прикосновение теплой губки, приятно массирующей кожу, было великолепно. Ласковин не обманулся в своих ожиданиях. Антонина и впрямь — нечто экзотическое.
Ассоциации с обмыванием трупа у него не возникло. Спустя примерно четверть часа Андрей был вымыт (включая и самые интимные места), насухо вытерт полотенцем и умащен неким снадобьем, от которого кожа первые несколько минут холодела, как от вьетнамской «Звездочки». Еще одно снадобье с приятным запахом было втерто в кожу его головы. Пальцы Антонины работали быстро и аккуратно, как у профессиональной массажистки.