Иностранные корреспондентывыдавали тогда патентына сомнительную, на громчайшую,на легчайшую — веса пера —славу. Питую полною чашею.Вот какая была пора.О зарницы, из заграницыозарявшие вас от задницыи до темени. О зарницыв эти годы полной занятости.О овации, как авиация,громыхающие над Лужниками.О гремучие репутации,те, что каждый день возникали.О пороках я умолкаю,а заслуга ваша такая:вы мобилизовали в поэзию,в стихолюбы в те годавозраста, а также профессии,не читавшие
нас никогда.Вы зачислили в новобранцыне успевших разобраться,но почувствовавших новизну,всех! Весь город! Всю страну!
«Меня не обгонят — я не гонюсь…»
Меня не обгонят — я не гонюсь.Не обойдут — я не иду.Не согнут — я не гнусь.Я просто слушаю людскую беду.Я гореприемник, и я вместительнейРадиоприемников всех систем,Берущих все — от песенки обольстительнойДо крика — всем, всем, всем.Я не начальство: меня не просят.Я не полиция: мне не доносят.Я не советую, не утешаю.Я обобщаю и возглашаю.Я умещаю в краткие строки —В двадцать плюс-минус десять строк —Семнадцатилетние длинные срокиИ даже смерти бессрочный срок.На все веселье поэзии нашей,На звон, на гром, на сложность, на блескНужен простой, как ячная каша,Нужен один, чтоб звону без.И я занимаю это место.
«Я, словно Россия в Бресте…»
Я, словно Россия в Бресте,был вынужден отступать,а вы, на моем-то месте,как стали бы поступать?Я, словно Россия в ту пору,знал, что сполна плачу,но скоро, довольно скорос лихвой свое получу,на старые выйду границыи всех врагов изгоню,а в памяти — пусть хранится,как раза по три на днюглаза дураки мне колют,обходят меня стороной.Они еще отмолятсвое торжество надо мной.
«Где-то струсил. Когда — не помню…»
Где-то струсил. Когда — не помню.Этот случай во мне живет.А в Японии, на Ниппоне,В этом случае бьют в живот.Бьют в себя мечами короткими,Проявляя покорность судьбе,Не прощают, что были робкими,Никому. Даже себе.Где-то струсил. И этот случай,Как его там ни назови,Солью самою злой, колючейОседает в моей крови.Солит мысли мои, поступки,Вместе, рядом ест и пьет,И подрагивает, и постукивает,И покоя мне не дает.
«Уменья нет сослаться на болезнь…»
Уменья нет сослаться на болезнь,таланту нет не оказаться дома.Приходится, перекрестившись, лезтьв такую грязь, где не бывать другому.Как ни посмотришь, сказано умно —ошибок мало, а достоинств много.А с точки зренья господа-то бога?Господь, он скажет все равно: «Говно!»Господь не любит умных и ученых,предпочитает тихих дураков,не уважает новообращенныхи с любопытством чтит еретиков.
Азбука и логика
Сказавший «А»сказать не хочет «Б».Пришлось.И вскоре по его судьбе«В», «Г», «Д», «Е»стучит скороговорка.Арбузная«А» оказалась корка!Когда он поскользнулся, и упал,и встал, он не подумал, что пропал.Он поскользнулся,но он отряхнулся,упал, но на ноги немедля встали даже думать вовсе пересталоб этом.Но потом опять споткнулся.Какие алфавит забрал права!Но разве азбука всегда права?Ведь простоватаи элементарна,и виноватав том, что так бездарното
логикой, а то самой судьбойприкидывается пред честным народом.Назад! И становись самой собой!Вернись в букварь, туда, откуда родом!По честной формуле «свобода воли»свободен, волен я в своей судьбеи самолично раза три и боле,«А» сказанув, не выговорил «Б».
«Пошуми мне, судьба, расскажи…»
Пошуми мне, судьба, расскажи,до которой дойду межи.Отзови ты меня в сторонку,дай прочесть мою похоронку,чтобы точно знал: где, как,год, месяц, число, место.А за что, я знаю и так,об этом рассуждать неуместно.
Физики и лирики
Что-то физики в почете,Что-то лирики в загоне.Дело не в сухом расчете,Дело в мировом законе.Значит, что-то не раскрылиМы, что следовало нам бы!Значит, слабенькие крылья —Наши сладенькие ямбы,И в пегасовом полетеНе взлетают наши кони…То-то физики в почете,То-то лирики в загоне.Это самоочевидно.Спорить просто бесполезно.Так что даже не обидно,А скорее интересноНаблюдать, как, словно пена,Опадают наши рифмыИ величие степенноОтступает в логарифмы.
Лирики и физики
Слово было ранее числа,а луну — сначала мы увидели.Нас читатели еще не выдалиради знания и ремесла.Физики, не думайте, что лирикипросто так сдаются, без борьбы.Мы еще как следует не ринулисьдо луны — и дальше — до судьбы.Эта точка вне любой галактики,дальше самых отдаленных звезд.Досягнете без поэтов, практики?Спутник вас дотуда не довез.Вы еще сраженье только выиграли,вы еще не выиграли войны.Мы еще до половины вырвалисабли, погруженные в ножны.А покуда сабля обнажается,озаряя мускулы руки,лирики на вас не обижаются,обижаются — текстовики.
Хорошее зрение
Сердце барахлило, а в плечахМучились осколки.Память выметало из подкорки,Пропадал, томился я и чах.Впрочем, как ни нарастало трениеВ механизме, с шествием годов —Никогда не подводило зрение:Видеть был всегда готов.Изумлялись лучшие врачи.Говорили: всё лечи,Кроме глаз, глаза, как телескопы,Видят хорошо и далеко.Зрение поставлено толково,Прямо в корень смотришь, глубоко.Слуху никогда не доверял,Обонянию не верил,Осязаньем не злоупотреблял:На глазок судил, рядил и мерил.Ежели увижу — опишуТо, что вижу, так, как вижу.То, что не увижу, — опущу.Домалевыванья ненавижу.Прожил жизнь. Образовался этакийВпечатлений зрительных навал.Всю свою нехитрую эстетикуЯ на том навале основал.
«Сосредоточусь. Силы напрягу…»
Сосредоточусь. Силы напрягу.Все вспомню. Ничего не позабуду.Ни другу, ни врагуЗавидовать ни в чем не буду.И — напишу. Точнее — опишу.Нет — запишу магнитофонной лентойВсе то, чем в грозы летние дышу,Чем задыхаюсь зноем летним.Магнитофонной лентой будь, поэт,Скоросшивателем входящих. Стой на этом.Покуда через сколько-нибудь летНе сможешь в самом деле стать поэтом.Не исправляй действительность в стихах,Исправь действительность: в действительности,И ты поймешь, какие удивительностиТаятся в ежедневных пустяках.