Я - истребитель
Шрифт:
В те дни наши бомбардировщики чаще всего летали без сопровождения, и свои задачи они выполняли ценой больших потерь. И тогда и позже мне приходилось слышать горькие упреки в адрес истребителей, относящиеся к тем тяжелым первым неделям войны. Но как могло звено И-16 или "Чаек" прикрыть две-три девятки бомбардировщиков? Да и звена-то у нас зачастую не находилось. В июле, помню, бывали дни, когда мы выделяли звено для прикрытия войск армейской группы К. К. Рокоссовского. Одно лишь звено! Недостаток в людях и особенно в технике в какой-то мере компенсировался мужеством и героизмом каждого летчика.
Штаб авиации Западного фронта располагался в самом Могилеве, штаб 43-й авиадивизии - прямо на аэродроме. Полковник Н. Ф. Науменко, ставший командующим ВВС фронта, на месте не сидел. С утра до вечера он летал на У-2 по дивизиям и полкам, отыскивая
Иной раз вовремя поставленная им задача могла повлиять на общую обстановку, складывающуюся на важнейших направлениях. Например, бомбовый или штурмовой удар по колоннам противника у переправ мог задержать противника на западном берегу Березины, а потом - Днепра. Поддержанные авиацией, стрелковые части, которые немцы уже считали разбитыми, успевали занять рубеж, окопаться, врасти в землю и снова стойко сопротивлялись,
Помимо конкретных задач, которые командующий ставил полкам и дивизиям, в те дни были задачи общего плана, понятные каждому командиру и каждому летчику. Первое - не давать форсировать реки. Это значило: следить, где враг наводил переправы, и бить по ним. Причем эту задачу выполняла вся авиация, от бомбардировочной до истребительной. Истребители летали на штурмовку с подвешенными под крыльями бомбами и эрэсами, ходили над головами немцев на бреющем, поливая их огнем из пушек и пулеметов. В основном - из пулеметов. Истребителей с пушечным вооружением у нас тогда было мало. Конечно, эффект от штурмовки истребителя, вооруженного пулеметами, сравнительно невысок. Но в те первые недели, когда штурмовики Ил-2 были, как мы тогда говорили, "штучными", а бомбардировщиков Пе-2 - ненамного больше, наши И-16 и И-153 использовались во всех мыслимых вариантах. Основной же целью были переправы и танковые колонны.
Командующий ВВС фронта целыми днями летал по частям не только потому, что общая обстановка диктовала подобные методы управления, но и потому, что начальником его штаба был грамотный и всесторонне подготовленный специалист полковник С.А. Худяков. Дальновидный, энергичный, он прекрасно ориентировался в той сложнейшей обстановке. Во многом благодаря военному таланту начальника штаба борьба в воздухе в тот, самый трудный, для нас период, несмотря на явное преимущество противника, в короткие сроки приобрела организованный и целенаправленный характер. Уже через неделю после начала войны немецкие бомбардировщики ходили только под сильным прикрытием, а истребители вступали с нами в бой лишь при многократном количественном перевесе. Но и это гитлеровцев не спасало. Наши воздушные бойцы сбивали гораздо больше, чем теряли своих. Основные же потери в течение всего лета сорок первого года мы по-прежнему несли на земле. Немцы знали, что у нас нет надежных средств для прикрытия своих аэродромов и методично, по нескольку раз на день прилетали бомбить Однако при массированных налетах они несли ощутимые потери.
1 июля над могилевским аэродромом произошел бой, описание которого вскоре попало на страницы центральных газет.
...Когда показались немецкие бомбардировщики, у нас на аэродроме находилось три звена. Шесть истребителей поднялись сразу и тут же были связаны боем. Звено Николая Терехина только возвратилось с боевого задания и еще не успело заправиться. Заканчивал заправку и взлетал Терехин уже под бомбежкой. Накануне он сбил бомбардировщик (второй с начала войны) и вот снова повел звено в атаку на "юнкерсы". Мы с тревогой следили, как взлетает звено, как Терехин точно вывел ведомых в прямом смысле из-под бомб, потом так же удачно сманеврировал и быстро пристроился к "юнкерсу", но огня почему-то не открывал. Я сейчас уже не могу сказать,
А дальше произошло такое, чего за всю войну мне видеть больше не приходилось. Уже потом, после боя, мы это квалифицировали как двойной таран, и, как всякий редкий случай, эпизод этот передавался летчиками в устных рассказах, обрастая всевозможными домыслами. Но, по утверждению некоторых очевидцев, Николай Терехин после первого тарана ударил плоскостью другой, рядом идущий "юнкерс".
Сейчас, по прошествии стольких лет, восстановить этот редкий эпизод в деталях очень трудно. Единственный человек, который мог бы рассказать о нем, сам Николай Терехин. Но спустя полтора месяца после начала войны 161-й полк, в котором воевал Терехин, выбыл из состава дивизии на переформирование, и о дальнейшей судьбе этого славного летчика я ничего не знаю. Однако же по рассказам некоторых однополчан Терехина, с которыми я вспоминал этот эпизод много лет спустя, дело обстояло следующим образом.
"Юнкерсы" шли в очень плотном строю. Над ними в ожесточенном бою сошлись наши истребители (два звена) и Ме-109. И оттого что бой истребителей протекал в непосредственной близости, немецкие бомбардировщики держались на минимальной дистанции один от другого. Когда Терехин таранил одного, тот стал заваливаться на крыло и зацепил своего ведущего. Ведущий резко отвернул влево и столкнулся с левым ведомым. Так все головное звено Ю-88 и рухнуло...
Это произошло очень быстро, и уже в следующую минуту в небе повисло шесть или семь куполов парашютов. Кучно, группой снижались уцелевшие гитлеровцы, и несколько поодаль, но на близком расстоянии от них, - Николай Терехин. Для Терехина бой не окончился, потому что немцы открыли по нему стрельбу из пистолетов. Наш летчик отстреливался. Вся группа должна была приземлиться в нескольких километрах от аэродрома в поле. Строй бомбардировщиков, конечно, сломался: "юнкерсы", беспорядочно швыряя бомбы, уходили на запад. Бой истребителей оттянулся далеко в сторону, уследить за ходом боя с земли стало невозможно. В это время появилось возвращающееся с боевого задания еще одно наше звено и бросилось вслед за уходящими "юнкерсами".
А за Терехиным я немедленно послал машину с бойцами, но раньше нас туда подоспели колхозники. Они помогли летчику обезоружить фашистов, связали их всех одной длинной веревкой, конец которой дали в руки Николаю Терехину. Так он и появился на КП дивизии - с пистолетом и одной руке и с веревкой, которой были связаны немцы, в другой. Старшим среди немцев оказался подполковник с двумя Железными крестами. Допросив пленных, мы передали их в штаб.
За этот бой летчик-истребитель Николай Терехин был награжден орденом Ленина.
...Мы оставляли Могилев. Штаб ВВС фронта уже находился в Смоленске, а вражеские бомбардировщики все чаще приходили над Могилевом дальше на восток. В сводках Совинформбюро появились слова "смоленское направление". Враг рвался к Москве по кратчайшему пути.
Штабной "пикап" ехал через Могилев. Стоял жаркий июльский день. И на одной из улиц, когда водитель притормозил, я вышел выпить стакан газированной воды. У ларька с водой замерла молчаливая очередь. В городе уже почти не оставалось военных. Мы покидали Могилев одними из последних. В переполненный "пикап" по пути мне пришлось взять бойца, который стоял на посту у одного из покинутых зданий. Очевидно, воинская часть снималась в спешке, часового с поста никто не снял, и он был обрадован, когда наш "пикап" затормозил и я стал выяснять обстоятельства дела. Я слушал доклад красноармейца, а сам думал, что мы могли ехать и по другой улице, и мысленно прикидывал, что бы сказал командиру этой части, доведись встретиться.
У ларька очередь молчаливо смотрела на меня и моих товарищей. И тогда я не стал пить воду. С тяжелым сердцем сел в машину, и мы поехали дальше.
На выезде из города попали под сильную бомбежку. Немецкие бомбардировщики превращали в месиво машины, повозки, людей, толкающих тележки и просто идущих по обочинам шоссе. Наш "пикап" заметался по бездорожью. Невыносимо было видеть все это. Все-таки я достаточно хорошо помнил немцев по Испании. Это были не те немцы, не та техника, не та сила. За три-четыре года, прошедшие с тех лет, они сумели нарастить огромный военный потенциал.