Я - истребитель
Шрифт:
Правда, во время войны эти бомбы не применялись. Не знаю, по каким причинам. За пять-шесть предвоенных лет авиация развивалась такими темпами, так расширила свои возможности, что подобные бомбы, судя по всему, потеряли свою эффективность. А может, не столько бомбы, сколько методы борьбы с бомбардировщиками изменились. Во всяком случае, во время войны я ничего не слышал об этих маленьких бомбочках, которые так понравились нам летом тридцать четвертого года. В то же лето чуть раньше, чем бомбы с дистанционным взрывателем, наш отряд испытал еще один вид снаряда. Снаряд хоть и был небольшим, но сразу внушал к себе уважение. Похож он был на короткий заточенный карандаш. У "карандаша"
Под крыльями наших истребителей появились стальные рейки-салазки, и незнакомый снаряд таинственно покоился на этих салазках, несколько видоизменив привычные очертания истребителя.
Взлетали осторожно: самолет, похоже, отяжелел, утратил былую подвижность. Как-никак под крыльями каждого истребителя по восемь "карандашей". Когда снаряд сходил из-под крыла, за ним тянулся огненный хвост, а мощный взрыв извещал о том, что "карандаш" совершил свой путь - результаты можно было не проверять.
Специалисты, присутствовавшие на испытаниях, называли "карандаш" двумя буквами: PC. Когда мы произносили эти буквы вслух, получалось новое слово "эрэс". Точность попадания у этих эрэсов была неважная: мы еще не отработали методику прицеливания, аэродинамические качества самого снаряда, очевидно, не были доведены до желаемого уровня. Но результативность при поражении цели оказалась потрясающей.
Испытания проводились очень быстро. С нас взяли самую строгую подписку о неразглашении всего того, чем мы занимались несколько дней. Забегая вперед, скажу, что эта наша работа не пропала даром. Осенью сорок первого года в небе над Вязьмой я увидел эрэсы в действии. В составе дивизии, которой я в ту пору командовал, некоторое время действовал полк истребителей на ЛаГГ-3. "Лаги" были вооружены пушкой и эрэсами. Эти эрэсы были гораздо внушительнее тех, которые испытывали мы летом тридцать четвертого года. Однажды во время отражения вражеского налета командир полка Николай Акулин на моих глазах атаковал "юнкерс". От попадания эрэса "юнкерс" развалился на куски...
По возвращении из лагерей мы принялись за подготовку к общевойсковым учениям. О масштабах учений ходили самые разноречивые разговоры, но даже по слухам можно было представить грандиозность задуманного. Во-первых, в предстоящих учениях самое широкое участие предоставлялось авиации; во-вторых, сам характер тренировочных полетов показывал нам, в каком большом диапазоне нам придется работать.
Рычагов чуточку волновался. Теперь ему казалось, что до сих пор мы преступно расходовали время и ни к чему не успели всерьез подготовиться. Он находил огрехи в каждом полете, стал придирчив. При малейших ошибках, кажется, готов был прямо по воздуху перенестись в самолет к незадачливому пилоту, чтобы дать взбучку. В кабине своей машины Павел Васильевич так отчаянно жестикулировал, что переводить эти жесты на язык слов не было никакой необходимости.
Но вот начались учения, и все вошло в свою колею. Только сами учения превзошли наши ожидания. Никто до сих. пор не видел ничего подобного!
Основные действия происходили под Житомиром.
Нашей эскадрилье пришлось выполнять на этих маневрах самые разнообразные задачи: обеспечивать сопровождение, связывать "противника" боем, вести разведку, штурмовать. Отрабатывалось взаимодействие разных родов войск.
Впервые для решения оперативно-тактических задач использовался крупный воздушный десант. Мы прикрывали армаду бомбардировщиков ТБ-3. Когда бомбардировщики выбрасывали сотни десантников и небо заполнялось белыми куполами парашютов, невольно
Размах действий на поле боя захватывал не только нас, участников маневров. Крупнейшие телеграфные агентства мира передавали сообщения о ходе учений.
За успешно выполненные задания прямо в ходе учений мы получали благодарности от высшего командования. Комбриг Бахрушин был доволен, но еще больше доволен был командир нашей 109-й эскадрильи Срывкин.
Мы, летчики-истребители, понимали, что на этих учениях нам многое предстоит не столько показывать, сколько доказывать. Поэтому старались изо всех сил. Но в обстановке боевого азарта, конечно, перестарались. Только по истечении многих лет время сняло с нас ту "вину". Впрочем, я расскажу, как было дело.
Очередной для нас день учений начался с полета на разведку. Обнаружить кавалерию "противника" и, если это удастся, штурмовать - такую задачу поставили нашей эскадрилье. Района дислокации кавалерийских частей мы, конечно, не знали, а кавалерийские командиры были предупреждены о том, что их части будет искать авиация. Маскируясь, используя складки местности и лес, конники должны были скрытно сосредоточиться на одном из важных направлений. Поскольку направлений было несколько, нам следовало обшарить местность с учетом всех возможных вариантов кавалерийского прорыва. по сухопутным меркам эта территория считалась достаточно обширной. А в те годы мало кто представлял себе, сколь обнаженным выглядит мир с высоты. Ну и конечно же маскироваться от авиации наземные войска не умели. Между тем радиус действия истребителя И-5 позволял нам осмотреть район значительно больший, чем тот, который намечался. Поэтому задача оказалась не такой уж и сложной: кавалерийский корпус - не отара овец...
Наши разведчики довольно быстро обнаружили направление, на котором сосредоточивались главные силы корпуса. Их авангард подтягивался к переправе через неширокую речку. Двигались они по самой кромке открытого пространства на фоне леса, находились примерно в ста километрах от передовых позиций и, судя по всему, чувствовали себя в полной безопасности. Наверное, кавалеристам казалось, что они в глубоком тылу.
Вскоре после того, как разведчики вернулись с докладом, эскадрилья поотрядно поднялась в воздух. Минут через двадцать - двадцать пять мы были над целью - сотни, а может быть, тысячи всадников скопились у переправы. И мы пошли в атаку!
Если бы штурмовка носила чисто символический характер - покружились бы мы, скажем, на высоте в несколько сот метров, обозначили бы таким образом свое присутствие и ушли, - наверное, инцидент не возник бы. Но мы провели штурмовку по всем правилам, разумеется, с тем лишь отличием от боевой, что наши пулеметные ленты были набиты холостыми патронами.
Азарт, который подхлестывал нас все эти дни, дошел до высшего предела, когда мы увидели сотни конников, с безмятежным любопытством поглядывающих в небо. Они смотрели на нас, как на стаю грачей. И мы поотрядно по всем законам авиационной тактики сделали несколько заходов на бреющем...
Рев моторов наших истребителей в течение нескольких минут превратил обученных кавалерийских лошадей в обезумевший табун. Ни криков, ни лошадиного ржания мы, разумеется, не слышали. После первого же захода лошади стали прыгать через перила моста. К счастью, река была неглубокая, и обошлось без жертв. Но картина была впечатляющей: части кавалерийского корпуса таяли у нас на глазах.
Поработав на совесть, мы возвратились на аэродром, - не сомневаясь, что заслужили самые похвальные слова. Но сильное разочарование постигло нас, едва мы увидели лицо нашего комбрига...