Я качаю свою детку
Шрифт:
– Ты бы мне так помогла, бабуля, если бы почистила картошку, - сказала она.
– Почищу-почищу, - сказала Прабабушка Кёфью.
– А когда Эбенезер Вильсон пойдет мимо, я его позову, и он поставит кастрюлю на огонь.
– Как хорошо ты мне помогаешь, - сказала Гризельда.
– Я посажу к тебе Беллу, чтобы тебе не было скучно, и оставлю вам два мятных леденца, каждой по одному. Ты смотри, не отдавай Белле оба!
– Уж она такая жадная, она захочет оба, - сказала Прабабушка Кёфью, водя острыми глазками с Гризельды на Арабеллу.
– Ты, может, оставишь три
– Ей станет только плохо от них, - сказала Гризельда, и как же ей плохо было самой, но она храбро сдерживала дурноту. Она посадила Беллу на подоконник, но Белла тут же кувырнулась носом в колени.
– Сдается мне, ей уже плохо, - сказала Прабабушка Кёфью, начиная скоблить картошку.
– На худой конец, съем-ка я леденцы сама, чтобы поберечь ей желудок.
Гризельда потянулась за книжкой, чтобы подложить Белле под спинку. У Прабабушки Кёфью было всего две книжки на свете: Библия, из которой Гризельда читала по воскресеньям, и еще одна, из которой она никогда не читала, потому что книга была старой-престарой, с диковинной печатью и плохим правописанием. Но она годилась на то, чтобы подложить под сломанную ножку стула или, как сейчас, сделать подпорку для Беллы. С книжкой за спиной Белла сидела на подоконнике, совсем как живая.
– Вот так-то лучше, - сказала Гризельда, чувствуя, что ее прабабушка не совсем одна, пока у нее есть Белла, с кем можно поговорить.
– Прощаемся до обеда, бабуля.
Но простились они на более долгий срок. Когда Гризельда с трудом доплелась за милю, чтобы зайти за одним из младших учеников, то упала прямо на пороге его дома, где на нее и наткнулась мама малыша.
– Бог ты мой, Гризельда Кёфью, да ты же совсем больная!
– воскликнула мама малыша.
– Как пит дать, ты подхватила тиф!
У Гризельды действительно оказался тиф, и ее умчали в больницу, она не знала и не ведала, как. Она получила болезнь в тяжелой, еще и возвратной форме, и на поправку пошла не скоро. В первый же раз, как только у нее прояснилось в голове, она спросила:
– А как моя бабуля?
– Да ты не беспокойся за свою прабабушку, - сказала симпатичная сиделка, которая ухаживала за Гризельдой, - ее устроили, можешь не сомневаться.
Что и сделали - в конце концов Прабабушку Кёфью забрали в Приют для престарелых.
Через три месяца, когда Гризельду выписали из больницы, бледную, худую и коротко стриженую, миссис Гринтоп прислала за ней собственный экипаж. Гризельда едва справлялась с радостным смятением, когда лошади подвозили ее все ближе и ближе к деревне. Правды она не знала и надеялась, что через минуту-другую схватит свою бабулю в объятия. Велико же было разочарование, когда лошади проехали мимо ее Переулка и пустились дальше к каменным воротам усадьбы сквайра.
– Прошу вас, прошу, - закричала Гризельда, вставая коленками на сидение и колотя в широкую спину кучера кулачками, как в дверь, которую она хотела открыть. Кучер оглянулся через плечо и сказал:
– Все в порядке, малышка, тебя ждут в Хозяйском Доме пить чай с маленькими господами.
Гризельда
Миссис Гринтоп понимала больше, чем думала Гризельда. Она встретила Гризельду на парадной лестнице, обняла ее и сказала:
– Идем же, Гризельда, дети умирают от любопытства, как ты выглядишь стриженая. Интересно, вспомнит ли тебя Малыш?
– Надеюсь, мэм,- сказала Гризельда покорно.
Вместе с миссис Гринтоп она вошла в детскую, где дети с шумом обступили ее.
– Ну разве Гризельда не смешная!
– закричал Гарри.
– Я тоже хочу короткую прическу, - закричала Конни, у которой были прямые волосы.
– А я не хочу, - сказала Мейбл, которая была в локонах.
Малыш был единственным, кто не заметил никакой разницы. Он подполз к Гризельде и ухватил ее за лодыжку, гудя: "Гиззи-гиззи-гиззи".
– Он узнал меня, - обрадовалась Гризельда, - смотрите, мэм, он узнал меня. Ты узнал меня, моя прелесть?
– и она подхватила его на руки, запев "я качаю свою детку". Потом она быстро повернулась к миссис Гринтоп:
– Мэм, прошу вас, скажите, что-нибудь стряслось с моей бабулей?
– Нет, Гризельда, конечно, нет, - сказала миссис Гринтоп. Но с некоторой поспешностью в голосе и уж так мягко, что Гризельда с запинкой выговорила:
– О, мэм, что же с ней?
– Видишь ли, Гризельда, - сказала миссис Гринтоп, усаживаясь и привлекая ее к себе, - я уверена, ты поймешь, что всё к лучшему. Пока тебя не было, за ней некому было ухаживать, а в Приюте освободилась такая чудесная комната...
– В Приюте для престарелых!
– в ужасе раскрыла глаза Гризельда.
– ...одна из угловых комнат, прямо напротив розовых клумб. У твоей бабули чудесный камин, и теплые одеяла, и чай с сахаром, и всё что ей угодно, продолжала миссис Гринтоп гладко, словно застилая переживание и выражение Гризельды толстым ватным одеялом.
– А как гордится ею вся деревня, Гризельда. Она намного старше всех в Приюте, и все посетители непременно хотят повидать ее и побеседовать с ней и приносят ей чего-нибудь вкусного. Завтра ты тоже ее навестишь и отнесешь ей маленький гостинец.
– Завтра, мэм?
– Да, Гризельда, сегодня уже слишком поздно.
– Хорошо, мэм. Значит, я смогу забрать ее завтра.
– Но куда, Гризельда?
– сказала миссис Гринтоп с некоторым колебанием.
– В наш домик.
– Видишь ли, Гризельда, мистер Гринтоп думает теперь продать домик, когда миссис Кёфью так хорошо устроена и за ней такой хороший уход, и - ну ведь, правда, девочка, ты такая маленькая и так много на себя взвалила.
– Гриззель плачет, - сообщила наблюдательная Мейбл, - Гриззель, почему ты плачешь?