Я Кирпич
Шрифт:
и) проверить реакцию организма на «кислотность»: вдруг я ненароком, например, через газировку или овсянку, получил дозу ЛСД или каких-нибудь грибочков-галлюциногенов;
й) ой, бли-и-н! Владимиру и Жене записку надобно отправить!
Это уже забывчивость совсем иного рода, отнюдь не волшебная. Закрывай файл на этом месте! Вечером вернешься к пунктам «к», «л» и так далее! Вперед!
Никогда раньше не поверил бы, что я могу добровольно захлопнуть в своем сознании папочку с подлинными чудесами только ради того, чтобы открыть другую, до краев напичканную скучными, нудными файлами по государственным и негосударственным пенсионным фондам Российской Федерации… Но истина именно такова: ребята ждут от меня лепты, идей, да не пустой маниловщины, а конкретных мыслей, реализация которых позволит конвертировать затраченные усилия в заработанные деньги. От этих денег я бы отказался без ущерба для домашнего бюджета, их и в целом не так уж много, а моя доля и вовсе невелика, но мне интересно генерировать идеи, давать советы, силою разума преодолевать
А чудеса от меня не уйдут, никуда не денутся, душа моя дрожит вся в нетерпеливом ожидании мешка с подарками от Снегурочки и ее дедушки, но полностью сохранила здравомыслие и напевает на ушко: закончилась одна эпоха твоего бытия, начинается другая. Совсем другая, Кирпичик! Чудесная, волшебная, мистическая, таинственная, многообещающая!.. Вот только будничный рекламный слоган – будь уж так добр – обточи сегодня и, плюс к этому, поставь пред взором своим прямо сейчас текст бизнес-плана и резюме, еще и еще раз их отредактируй, чтобы никого своей ленью и забывчивостью не подвести. Люди на тебя рассчитывают. А с чудесами – с чудесами будь предельно осторожен! Помни об укусах и прочих неожиданностях: пальцев у тебя двадцать, а голова одна.
Глава 3
Параноик! Не будь беспечен! Мне по опыту предыдущей жизни подобные мудрости совершенно излишни, поскольку беспечностью по любому поводу с детства не страдаю, а сегодня и сверх того жутковато ехать на Васильевский остров, выходить по Кадетской линии на предмостную площадь к Тучкову мосту, выполняя данный самому себе строгий наказ: там, на месте, еще раз осмотреться, только уже не из окна трамвайного вагона, а с точки зрения пешехода, как бы незримого спутника той странной барышни… Топографически проще было бы пройти обратным путем, от метро «Спортивная» через мост на Васильевский, но идти по открытому пространству и, начиная от середины моста, от самой верхней его точки, пытаться высмотреть намеченное издалека, постепенно приближаясь… нет, нервы не позволили. Поехал, конечно же, выполнил честно, с усердием. Не на следующий день, но тем не менее… Позорно мандражировал… Меня буквально трясло от непонятных, не изведанных ранее переживаний… То ли я стремался увидеть на асфальте меловые контуры тела, то ли психовал по другой, не до конца осознанной причине… Я даже сводки происшествий того злополучного дня изучал, превозмогая унизительный страх, через силу, терзая мышь и бия по клавиатуре потными трусливыми пальцами… К счастью, не нашел ни контуров, ни следов дэтэпэ, стало быть – не было там смертей. Значит, она жива и… и там видно будет, а пока – забыть. Забыть. Но помнить.
Психологически несравнимо легче было навестить Елагин остров, теперь уже без всяких роликов-коньков, налегке, дабы и там поискать следы еще одного пережитого приключения. Вместо рюкзака – плоская сумка-планшет через плечо, а в сумке записная книжка с карандашом, мобильная трубка, увеличительное стекло и нож. Нож хотя и столовый, но прочный, хорошей немецкой стали, с удобной рукоятью… мало ли что меня ждет впереди… Кошелек с налом и кредитка – на теле, точнее, в левом переднем кармане джинсов, ключи от жилья – в правом кармане, их я сумке не доверяю. Иду, такой, по асфальтовой дорожке, сверяю памятные приметы: здесь повернуть, здесь прямо и до самой ивы, потом согласно указанию желтой «роллерской» стрелки… Справа от меня должны быть видны воды внутреннего водоема, где-то сзади вспомогательные строения… Чем ближе, тем сильнее меня разбирает жуть, но не та, что у моста на Васильевском, от которой горький ужас до корней волос, а иная, отнюдь не страшная, с которою надеешься и предвкушаешь, как на просмотре фэнтезийного блокбастера. Тем не менее, надеясь и волнуясь, я был почти на сто процентов уверен, что обломаюсь в своих чаяниях и ожиданиях, что никаких голубоватых линий уже не замечу…
Полдень давно миновал – и циферблатный, и солнечный, а я даже чаю не пил, только стакан кипяченой воды поутру, именно для того, чтобы случайно не попасть в «грибные эльфы», иначе говоря, чтобы не допустить неучтенного ввода в организм всяких там псилобицинов-галлюциногенов.
Я увидел голубоватое свечение даже раньше, чем темную асфальтовую заплатку поперек трассы. Висит, такое, над землей, невысоко, в сантиметрах пяти… или десяти… где-то и ниже… Елы-палы! Опять словно глюки в зрении пошли, от них резкость изображения плывет, да еще и ландшафт весь в буграх и травах, а линия, которая лента, свечение, ровно лежит… висит… струится… в данном случае – наполовину в асфальт зарывается… Хрен поймешь, как именно охарактеризовать ее поведение… Короче говоря, под ландшафт лента сия почти не подстраивается, скорее наоборот.
Подхожу, фокусируя взор усиленным промаргиванием, присаживаюсь на корточки, обтираю об футболку трусливый пот с правой ладони, приготовленной для экспериментов… Нет, погоди-ка! Не хочу, чтобы поблизости кучковались толпы зевак, да и толпу не люблю. Встал, осматриваюсь – порядок: на многие десятки метров вокруг относительно безлюдно, можно продолжать, не стесняясь мыслью, что тебя могут принять за «додика», за психически неполноценного субъекта… И опять на корточки. Проснулся полуденный ветерок, заерзал туда-сюда по невысокому частоколу
Впервые как следует рассмотрел я свежераскатанную полоску «заплатного» асфальта, видимую прямо сквозь голубоватую ленту, ибо та была прозрачна, хотя и подкрашена. Асфальтовую темную полосу окаймляли с обоих боков еще более темные узенькие полосочки, гладенькие, видимо, с дополнительным содержанием смолы…
– Ну, Кирпич?.. На хрен она тебе сдалась, полоска вместе с ее оттенками!? Клади ладонь, чего уж тут менжеваться!?.. – Я разговариваю сам с собою довольно часто, а вот Кирпичом себя именую изредка, только для храбрости, когда жизнь вдруг припрет и требует резких немедленных решений… У древних есть поговорки на все случаи жизни, считается, что с ними легче. Вполне может быть.
«Когда Страх побеждает ум – это трусость. Когда Ум побеждает страх – это отвага. Что же такое бесстрашие? Это совместное бегство с поля боя ума и страха!»
Была не была!
В первые мгновения – вообще ничего сакрального или волшебного. Твердая корка асфальта осторожно и небольно ткнулась в кожу… Потом словно бы легчайшие покалывания-искорки в местах соприкосновения, только не понять, от голубоватой ленты сей эффект или от бугорков асфальтовых?.. Потом – явственнее пошли сигналы… четче… ярче… О! Я их узнал, эти ощущения, но они переменились! В тот раз как было: шарах тебе по мозгам, словно высоковольтным током, всего сотрясло, сквозь руку и до самых мозгов – впору обмочиться прямо в штаны! Только ясно-понятно, что это не электричество, удар током – он тупее, он – как мертвая дубина по живому телу, а здесь… Да, да, я узнал ощущения, будто бы внутренним зрением обнаружил знакомый предмет, но этот предмет вел себя иначе! Тогда он оттолкнул меня, раз и другой, весьма грубо, по типу – дал здоровенного пинка: «Пшел вон!», а сейчас – притягивает… приглашает… Ощутимо так подтягивает… Я напрягся, выдернул ладонь из свечения… потом одолел внезапно прихлынувшую тревогу и по новой сунул в него всю кисть… И опять свечение словно бы поманило к себе… нехорошо поманило… нетерпеливо… «Иды суда, малчик, иды с’карэе, к’анфэта дам!..» Я дерг-подерг – не слушается рука, прилипла! И не к асфальту – теперь-то уж я это хорошо чувствовал и осознавал – к ленте приклеилась!.. Я запаниковал и всполошился. Предвкушение кинематографических чудес мгновенно поменялось на предчувствие большой и окончательной беды. Я даже ойкнул про себя, но один раз, молча, без видимых трепыханий, без суеты, ибо давно уже усвоил для себя в моей небольшой, но извилистой жизни: сплоховал, слоховал – получи в бубен! Испугался – совсем пропал. Выучка сия заменяла мне в детстве и отрочестве разум, не то чтобы во всем и с равным успехом, но позволяла – даже мне, дураку – не падать в самый низ социальной интернатовской лестницы. Признаю, стоял я на тех ступеньках отнюдь не высоко, но стоял, а не ползал, пресмыкаясь.
– Да хватит уже!!! Ну-ка!..
Сгруппировался я, сидючи на корточках, напружинил те мышцы, в руках, плечах и на корпусе, которые меня все еще слушались, да ка-а-ак дерну!.. И отпустила меня лента, а я – бряк на задницу, на копчик!.. Ладонь занемела, а копчик поочередно то болью пульсирует, то мурашками… Дышу. Жив. Не знаю, долго ли бы я там рассиживался да рыжими ресницами хлопал, челюсти безвольно раззявив, но вижу – идут в моем направлении от стороны дворца три чувака в оранжевых жилетах на голое тело, железно-механическую дребедень на себе тащат… А с противоположной стороны катит, за руки держась, юная роллерская парочка… Только любопытствующих взоров да расспросов мне и не хватало для полноты впечатлений!
Ну, я встал, стараясь не кряхтеть и не хромать, да и побрел прочь, не способный ни о чем постороннем думать, кроме как о синеватой липучке, в которую меня едва не затянуло только что. А ведь затянуло бы! Я слышал ее зов! И тот хамоватый хмырек непонятной природы и пола, которого я давеча освободил и в воду, в луду бросил – тоже едва не погиб на загадочной полоске. Луда – это мель, я по Сети проверил, это забытый старинный русский диалектизм не помню уж какой губернии. Отковылял я шагов на тридцать от странного места и стою, такой, оживаю, природой любуюсь, белок якобы высматриваю, а сам зырк-позырк на парня с девушкой и на работяг. Рука все еще онемелая, глаза в кучу, копчик ежесекундно словно вскрикивает от ушиба, но мне пока не до страданий, я смотрю, преодолевая расфокусировку во взоре, туда, на эту прожорливую субстанцию… Роллеры свернули, не доезжая до голубой липучки, по другой трассе укатили, а работяги прошли поперек свечения – и хоть бы что им! Никто из них и никак по этому поводу не среагировал! Может, они резиновыми сапогами экранированы были? А может быть лишь голая плоть может с клеящей голубизной контактировать?.. Но возвращаться к той линии, чтобы дальше изучать, проверять и экспериментировать, я не пожелал – очень уж слабость на меня накатилась, вплоть до одышки, аж в глазах рябит да мерцает. Даже страх мой словно бы обессилел, вместе с мышцами и дыхалкой… Словно бы выпила из меня Линия та полведра жизненной силы, взамен оставив дрожащие конечности, пыхтение и ушибы с мурашками. Я не знаю, что такое старость, потому что сам относительно молод, но вот что такое молодость, здоровье, жизнь – вполне способен прочувствовать, как, например, в тот день, когда я по доброй воле чуть не оказался съеденным этой странной энергетической мерзотностью.