Я Колбасника убил
Шрифт:
– Коробка, ты что?
А он опять толкается.
Ну, я его тоже пихнул – легонько, в грудь. А он – меня. А я его тогда за лямку от штанов схватил и дёрнул – и она оторвалась. Коробка вдруг как заорёт:
– Фашист! Фашист!
Я обалдел. А Коробка заплакал. Тут, конечно, Зинаида Георгиевна прибежала, надавала нам подзатыльников и поставила в угол. Меня в один, Коробку – в другой. Он стоит в своём углу и шепчет:
– Фашист, фашист.
Чудной.
Им недавно похоронка пришла на отца. Он с тех пор такой, раньше-то обычный был, как все.
После ужина за мной пришла мама. Не Гальга –
– Соскучился? – мама спрашивает, и я киваю.
Мама обнимает меня крепко-крепко и нюхает в макушку. Она у меня почти лысая. Меня дядя Миша машинкой стрижёт, под бокс.
– Завтра пойдём в баню, – говорит мама. – Завтра женский день.
Мы идём по улице, солнце красное светит, телеги едут, воробьи летят. Мама улыбается и рассказывает, что Гальге, оказывается, достали угля.
– На целый месяц, представляешь! Живём?
– Живём!
Я взял маму за руку и крепко её держу. А другой – вынимаю из-за пазухи шоколадку.
– Это тебе, – говорю.
Мама смотрит на шоколадку и пугается.
– Ты что?
– Что?
– Ты зачем? – спрашивает.
– Мама, – говорю, – не волнуйся, это шоколадка от наших зарубежных друзей. Нам подарили на празднике. Ты такую никогда не пробовала, а нам почти каждый день теперь такие дарят. Ты ешь. Налетай!
Но мама почему-то заплакала. Не стала есть шоколадку, как я ни расписывал, какая она вкусная.
В общем, я домой эту несчастную шоколадку принёс и съел с Котькой напополам. Ему понравилось, хотя она уже почти растаяла.
Глава 3
Купалка и паровозники
Сегодня мы с Котькой идём в купалку, у нас с ним чистый день раз в неделю. Мы живём у железнодорожной станции, на улице Свердлова. Там недалеко депо и купалка для паровозных бригад. Не купалка – прелесть! Просторная, тёп-лая – там паровое отопление, а вместо скамеек с тазами – настоящие душевые. Нас туда по знакомству пускают – дядя Толик, он ухаживает за нашей Гальгой.
Котька говорит:
– Вот ты, Олежек, уже первоклассник.
Я киваю.
– Писать, считать умеешь, а штаны у тебя короткие.
Смотрю на свои штаны: и правда. На Котькины смотрю – у него длинные, холщовые шаровары [3] , заправлены в начищенные кирзухи [4] . Я только первый раз, кстати, заметил. Я раньше на такие вещи внимания не обращал.
– Надо тебе организовать новые штаны, – говорит Котька.
Он у меня модник: всегда чистый, заправлен, застёгнут на все пуговицы.
3
Шаровары – широкие штаны, сужающиеся к голени, часто на резинке внизу.
4
Кирзухи – слово произошло от названия завода – Кировский завод (Кирза) – производителя армейских сапог.
– Так у мамы денег нет.
– А причём тут это? – хмурится Котька. – То мама, а то ты. Или ты вечно на маминой шее сидеть намерен?
– Я не намерен. – Мне становится обидно.
– Ну вот.
– Что вот?
– Дело у меня к тебе есть. Эстакаду знаешь?
– На железке которая?
– На промысел
Что ещё за промысел, думаю.
– А чего это я сдрейфю?
– Так ночью пойдём.
Я немного колеблюсь. Не люблю по ночам расхаживать по улицам.
– А зачем мы туда пойдём, на эстакаду?
– Там паровозы загружают водой и топливом. Сбрасывают в тэндер [5] уголь, ну сам знаешь.
– Ну.
– Так вот, часть угля на пути падает.
– Ну.
– И там лежит до утра.
– Ну.
– Что ты всё заладил: ну да ну? – злится Котька. Он человек темпераментный, в отца. – Баранки гну!
– Котька, ты не злись, лучше дело говори. Я ничего не понимаю.
– Ладно, уже пришли, – отвечает Котька. – Потом доскажу.
5
Тэндер – специальный вагон, прицепляемый к паровозу, предназначенный для перевозки запаса топлива.
Дядя Толик встречает нас с улыбкой:
– Ну что, сорванцы, явились не запылились?
– Запылились, дядь Толь! – орём мы. – Ещё как!
Дядя Толик сидит на лавке за покрытым клеёнкой столом, пьёт кипяток. Предлагает нам по кружке.
Опрокидываем в себя горячую воду. Дядя Толик достаёт из шкафчика каустик [6] и ветошь [7] – свою заначку, даёт нам.
– Бегите, пацаны! А то бригада скоро прибудет.
6
Каустик – сплавленные куски кристаллов каустической соды. В быту употреблялся для стирки.
7
Ветошь – хлопковая ткань с редким переплетением для протирания или мытья.
Мы раздеваемся догола и несёмся по щербатым доскам в купалку.
В купалке – как в Африке. В Африке я, понятно, ни разу не был, но в атласе про неё читал многое. Там всегда жарко и повышенная влажность воздуха.
Хорошо в купалке!
Откручиваю кран, и на меня обрушивается ледяной ливень. Окатывает меня с головы до ног.
– Ай-яй-яй!
– Левый открой, дурень, – смеется Котька.
Он устроился в соседней душевой.
– Гигиенические процедуры, чтоб ты знал, крайне необходимы для молодого организма.
Котька любит непонятно выражаться. Он третьеклассник и жутко умный, хотя всегда сидит на «Камчатке» [8] .
Вода становится теплей, выжимаю кран до упора. Закрываю глаза и просто стою. Стою – не могу пошевелиться. Нет, ребята, душ – это всё-таки вещь! Разве в тазу нормально искупаешься? Только летом в речке, в лесу.
– Олежек, уснул? Мойся живей, – слышу Котьку.
Беру каустик и хорошенько натираю им ветошь.
– Давай, давай! Снимай с себя три шкуры! – советует Котька.
8
«Камчатка» – задние парты в классе.