Я Колбасника убил
Шрифт:
Вдруг душевые наполняются голосами. Была тишина – и нет. Смех, ругань, брань с эхом носятся по купалке, из пара выныривают люди.
Чёрные с головы до пят. Только глаза у них блестят и зубы. Кончила смену паровозная бригада! Брызжут краны, души плюются кипятком, клубы пара носятся из угла в угол.
– Эй, малой, потри-ка мне спину!
Я кручу головой – не пойму, ко мне это или к кому обращаются?
– Да, ты, малой! Иди сюда.
Робея, подхожу к улыбчивому паровознику. Он огромного роста – настоящий великан.
– Не дрейфь, малой! Держи.
Он протягивает мне тряпицу и поворачивается спиной. Командует:
– Три
– Ему не достать. Давайте лучше я, дядь! – приходит на выручку Котька.
Он с остервенением принимается за чужую спину, а я возвращаюсь под душ.
Когда я вырасту, я может, тоже пойду работать на железную дорогу. Только не кочегаром, а лучше машинистом. Буду паровозом управлять – это почти, как кораблём. Всю землю сейчас можно объехать на паровозе. Железных дорог, говорят, столько настроили! Я стану весёлым человеком, и голос у меня будет громкий, и рост большой. Вот только война кончится.
– Олежек, гляди, Колбасник!
Смотрю: точно. Ничего себе. Его как сюда занесло?
Колбасник – Котькин учитель, Александр Михайлович Фур. Он ведёт математику. Вообще-то, Колбасник – зверь, вся школа его боится, даже директор. Александр Михайлович – бывший пулемётчик, контуженый. У него осколок снаряда в груди, он сам про это всё время рассказывает.
Котька Колбасника ненавидит. Все думают, что математик – герой, поэтому ему надо прощать некоторые вещи, которые другим людям, не героям, прощать нельзя. А Котька так не думает, он считает по-своему.
– Если человек – сволочь, то он и есть сволочь. Даже если он трижды герой.
Однажды Котька чуть не схватился с математиком. Прямо на уроке. Как говорится, нашла коса на камень. Уж не знаю, что они там не поделили – Котька молчит. Это при том, что Котьке девять, а Колбаснику – не знаю, сколько.
Маму потом вызывали в школу. Директор ей сказал, что Котьку могут исключить. Вернее, его исключат, если такое неповиновение ещё раз повторится. А Котька хочет в институт поступать, не в ФЗО [9] , ему край как надо закончить десятилетку.
9
ФЗО – фабрично-заводское училище. Около 60 % учащихся барнаульских мужских школ в 1930-40 гг. заканчивали 4 класса и поступали в ФЗО или Железнодорожное училище. Еще 30 % получали неполное среднее образование и после 7-го класса шли в техникум. И лишь 10 % учеников оканчивали десятилетку и поступали в ВУЗы.
Я говорю:
– Коть, пошли отсюда.
– Как это пошли? Из-за Колбасника что ли?
– Мы же уже помылись.
Котька меня не слышит.
– Жирный кабан, – говорит. – И где он такое пузо наел, интересно было бы знать? Буржуй.
– Котька, пойдём! – я тяну его за руку.
Не ровен час, Колбасник нас увидит. Мало ли как отреагирует – он непредсказуемая личность.
– Слушай, Олежек, пособишь мне? – Котька спрашивает, а потом добавляет, – а, ладно, я сам.
Он выходит из нашего укрытия и крадётся к крайней душевой – в ней моется Александр Михайлович. Опять Котька что-то задумал. А Колбасник – ни сном, ни духом – намылился с головы до пят, раскраснелся, отдувается. Все-таки недаром его Колбасником прозвали. Котька подходит к крану и начинает его закручивать. Там у каждой душевой приделан кран, чтобы,
Колбасник не сразу сообразил, что произошло. Он ещё там стоял под душем, краны нащупывал с закрытыми глазами, крутил их туда-сюда.
– Банщик! Вода кончилась! Банщик!
А паровозники ему:
– Банщики у господ!
И смеются.
Котька тоже смеялся, он просто загибался от смеха. Наверное, чуть не помер, так ему было смешно. А мне не очень. Страшно за Котьку.
А потом Александр Михайлович открыл глаза и увидел его. И как заорёт:
– Ты! Опять ты! А ну, я тебя сейчас!
Концы [10] побросал и кинулся на Котьку, а тот – в коридор! Ну, я следом, а что делать? Мимо Колбасника нырнул – он меня чуть не сшиб – и дал стрекоча. Выскочил в коридор, Котька уже у входа – дверь дергает, закрыто. Дядя Толик заперся, обед у него, что ли? Думаю, вот сейчас Колбасник Котьку и убьёт, как обещал. Прямо на моих глазах. Я тоже к двери подскочил – а там крюк, как Котька не заметил? Я его снял – и мы на улицу выбежали, прямо в чём мать родила. И в кусты. Исцарапались! Зато спрятались так, что с собаками не найдёшь. Густые кусты вокруг депо растут.
10
Концы – обрывок старой ткани, который использовали вместо мочалки.
В общем, Колбасник нас не нашёл. Постоял на ветру, причинное место прикрывая, а потом на него какая-то тётка в пальто стала кричать. Мол, что он бесстыдник, и что она сейчас позовет милиционера [11] . Ну, Александр Михайлович извинился и спрятался внутрь, пока не пришел милиционер.
Но он не пришёл, конечно. Та тётка просто решила Колбасника напугать.
Мы ещё долго сидели в кустах, замёрзли. Ждали, пока Колбасник оденется и домой пойдёт. Но он что-то долго не выходил, специально, наверное. Решил нас тут заморозить.
11
Милиционер – до 2011 г. то же, что и полицейский.
Но потом всё-таки вышел и поковылял с портфелем под мышкой.
Вечером после ужина Котька у меня спросил:
– Ты уговор помнишь?
– Какой уговор? – не понял я.
У меня на уме все ещё был Колбасник.
– На эстакаду сегодня пойдём, уголь собирать. Все что наберём – половину маме на хозяйство, половину – тебе, штаны на барахолке выменяешь.
– Слушай, может, не надо? – говорю. – Мне штаны не очень нужны, вообще-то. Я в этих похожу.
– Надо, – сурово ответил Котька.
– А помнишь, Гальга рассказывала, что делают с расхитителями государственного имущества? – я у него тогда спрашиваю.
Просто я запомнил ту историю, которая произошла с одним Гальгиным знакомым. Он на Гоньбе живёт, жил, то есть. Он однажды пошёл на колхозное поле картошку собирать, которая осталась после уборки. А его потом посадили в тюрьму на десять лет. Наверное, они правильно сделали, хотя Гальга думает по-другому. Мне кажется, что украсть государственный уголь – это ещё большее преступление, чем ту картошку.