Я купил тебя. Дорого
Шрифт:
Смеюсь в ответ на мамины сетования на брата-проглота. Уютно забиваюсь в угол возле окна и наблюдаю, как мелькают уже в сумерках столбы фонарей.
— Ладно, доча, ждём. Папка встретит на станции, сама пешком не топай.
— Хорошо. До встречи, мам.
Откидываюсь на сиденье и прикрываю глаза.
Домой.
Пару часов и буду с родителями вареники лопать, слушать, как Стаська с уроков свалил с друганами и вместо подготовки к экзаменам на речке купался.
Брат мой, конечно, засранец. В техникум поступать летом, а у
На станции встречает папа. Едва видит меня, его лицо, часто задумчивое и хмурое, тут же проясняется.
— Привет, Милашка, — обнимает меня, ласково похлопывая по спине. — Давай рюкзак свой сюда, нечего спину давить.
— Да он не тяжёлый, пап, — смеюсь, — там пижама да пара тетрадок.
— Ага, знаю я твои пару тетрадок. Учебников на целую библиотеку.
— Да все учебники сейчас в телефоне, пап, — отец всё равно отбирает рюкзак.
— Так отож. Стаська нам с мамкой сколько лапшу на уши вешал, что занимается через планшет. А сам рубился в игрищи свои. Я как встретил на остановке Светлану Петровну, так чуть со стыда не сгорел, пока она меня отчитывала.
— Да Светлане Петровне только дай кого-нибудь поотчитывать.
Смеёмся с папой, хотя я и сама помню, как холодело всё внутри, когда завуч нашей станичной школы, та самая Светлана Петровна, в класс входила. Она уроки у нас не вела, поэтому если и приходила, то только нагоняя всыпать.
— Привет, Айболит! — машет мне Стаська, едва захожу в дом. — Ты чего так долго? Мать вареники не даёт, говорит, Мила приедет, тогда все сядем. Я тут с голоду опух.
— Привет, Буратино, — смеюсь и обнимаю мелкого.
Ну как мелкого… Он ростом под метр восемьдесят уже, перерос меня на три-четыре сантиметра точно, хотя я и сама не из “мышек”. Да в плечах разошёлся — уже не мальчишка.
На “Буратино” он скалится, не любит, чтобы его так называли — старая история про то, как он притворялся бревном, чтобы не идти малину собирать в сад. В прямом смысле. Ему тогда лет шесть было, так и сказал, что пойдёт ляжет между спилами за домом, его не заметят и не пошлют работать в сад. С тех пор и прилипло.
Но всё равно обнимает меня, конечно же, у нас с ним не война, а дружба, хотя иногда боевые действия и случаются.
Однако, замечаю, что брат какой-то напряжённый. Вроде как, пока ужинаем, и смеётся, и про школу рассказывает, даже про подготовку к экзаменам выпускным, но я-то замечаю всё равно, что он дёрганый какой-то. И на телефон каждую минуту косится.
Наевшись вдоволь вареников со сметаной (на ночь, конечно, самое то, Мил, да), я помогаю матери убраться на кухне, отец уходит проверить, закрыты ли сараи и отпустить с цепи Рика на ночь.
— Мил, ну ты про конкурс подробнее завтра расскажешь? — спрашивает мама, запуская посудомоечную машину. — А то фотки, конечно, хорошо, но подробности бы хотелось.
— Да, мамуль, обязательно, — киваю. Конечно, про конкурс я всё расскажу. Но про то, что стоит за ним —
— Ничего себе, — хмурится мама. — Я читала, конечно, что на таких конкурсах призы приличные…
— Там пятьсот тысяч, мам.
Мама теряет дар речи. Это действительно большие деньги для нас.
— Мила, а это точно законно? Ты ничего не должна будешь потом?
— Нет, мам, это выигрыш. Всё законно.
Мама чувствует. Понимает, что ничего просто так в жизни с неба не падает. Тем более полмиллиона рублей.
— Ладно, — улыбается с нежностью и обнимает меня. — Спокойно ночи, Милаша. Утром на рынок в семь пойду, ты со мной?
— С тобой, мам, — киваю и обнимаю маму в ответ.
Поднимаюсь на второй этаж и иду в свою комнату. Из соседней слышу негромкую однообразную музыку — Стас рубится в очередную бродилку.
Негромко стучу и вхожу.
— Ты чего врываешься, Милка, а если я тут…
— Что? — вздёргиваю брови.
— Ладно, ничо, — криво усмехается. — Чего хотела? Или просто?
— Да просто… — осматриваюсь. В его комнате как всегда бардак. Мама много лет ему капала на мозг, чтобы убирался чаще, а потом смирилась. — Слушай, у тебя всё норм?
Присаживаюсь рядом с ним на кровать, двигая его ногу, и смотрю внимательно.
— А с чего ты взяла, что не норм? — выгибает бровь.
— Потому что я тебя знаю, Стас. И у тебя явно что-то не так.
— Да нормально, — утыкается носом в телефон, делая вид, что меня тут нет.
— И всё же, — выдёргиваю телефон, чтобы вынудить его посмотреть на меня. — Что-то в школе?
— Слышь, не наглей! — отбирает телефон, но я успеваю увидеть мелькнувшее сообщение с мессенджера.
“У тебя два дня, урод. Потом не жалуйся”
Он понимает, что я успела прочитать, и перестаёт выпендриваться. Садится на кровати и смотрит в стену, сбрасывая с лица маску я-пацан-мне-всё-по-боку.
— Стас, рассказывай.
— Да чё рассказывать, — передёргивает плечами. — В жопе я, Милка.
Молчит пару секунд, потом косится на меня.
— После твоей победы на конкурсе со мной связались через телегу. Предложили немного бабок за твои стрёмные фотки последних пары лет. Ну типа неудачные или позорные. Как хаваешь за обе щёки или как в огороде перепачканная копаешься…
— Ты, конечно же, отказал?
— Они предложили пятьдесят кусков.
Наступает тишина. Настолько звенящая, что даже квакающие звуки игры на паузе из его смартфона её не способны расколоть.
— Милка… — Стас поворачивается ко мне и смотрит виновато. — Я повелся. Но потом передумал, и сказал им идти куда подальше. Аванс сказал переведу обратно, но они заартачились. Угрожать стали и требовать типа как неустойку. Сказали или давай сотку, или фотки сестры типа из ванной или подобные. Или, сказали, хребет сломают.