Я люблю, и мне некогда! Истории из семейного архива

Ценципер Юрий

Ася, Миша и Юра вернулись домой, нарадовавшись солнцу и морю, а Володя надолго остался у бабушки и дедушки, которые души в нем не чаяли.

Они пишут от его имени письмо в Москву:

Здравствуйте, дорогие мама и папа!

Вчера, после вашего отъезда, я спал, пока вернулись с вокзала. Меня уложили, и я проспал до четырех утра. Я хорошист. Утром ел: простоквашу, потом – кашу, пил сок, пюре, суп, кисель. Купался перед обедом и спал в комнате. Вечером опять купался. Это первый день без вас. А вы как? Крепко целую вас и братика Юрика.

Волча.

О внуке частые, полные любви письма:

Володя – чудесный парень. Очень хорошо поправился, ежедневно до 8 1/2 – 9 час. на воздухе. Аппетит

неплохой у него. Бумкует, а говорить не находит нужным. На “троне” сидит самостоятельно… Просыпается в 7, 7 1/2 час., ест простоквашу (очень ее любит). Вчера Браварский катал его на детском велосипеде (он держал руль), он был в диком восторге и не хотел слезать.

Починили ему кофтушку (в клетку), купила ему чулки, резинки. Вот ботинок не достать. Он ползает сейчас по полу, а я пишу. Никакая сила его не подымет, сколько папа его ни зовет и ни гонится за ним.

Мои дорогие!

Сегодня Володе год.

Я представляю себе, как Вам тяжело без него, желаю Вам впредь быть всегда вместе.

Быть всем здоровыми и счастливыми.

Мои родные, но как хорошо будет, когда у Вас все наладится. Сколько радостей сулит сейчас жизнь.

В 2 года отдавать в ясли его надо, так как их уже интересует жизнь. Вернее, соприкасание с себе подобными. Он замечательно крепкий, его еле удержишь на руках. Он пытается сам стоять и делать несколько шагов, но не ходит еще.

Сегодня заметил абажур (без кистей) протянул обе руки с такими восклицаниями, такой мимикой, что я помирала со смеху. Когда проснулся, пальчиком показал открыть ставни, закувыркался, загоготал.

Дед Борис продолжает:

Дорогие!

Напрасно вы беспокоитесь. Мы все здоровы. Вот нападает лень, и писать не хочется. Володя – парень на пять. Я его называю Самсон. Есть опера “Самсон и Далила”. Когда для него нет преград, он ломает колонны и прочее. Володя, стоя в кроватке, через сетку одной рукой тумбочку поднимает и опрокидывает. Он не терпит, когда на месте все лежит. Вчера купили туфли, сегодня случайно купили ботинки, теперь он обеспечен обувью. Синие брюки, красная кофточка, коричневые туфли, серые чулки, красивое лицо. Вот герой Самсон. Гуляет много и аппетит неплохой.

Вчера у нас выпал первый снег, мело и крутило, так у Володи насморк, я его не выпустила. Сегодня прекрасный день – снегу много. Вышла с Володей, катала его на санках, он все меня отправлял “иди-иди”, чтоб не брала его с саней. Вообще он становится своевольным. Ботам он очень рад. Топает по снегу.

Елена Андреевна ему принесла книжку с картинками. Он был в восторге – весь вечер смотрел, а когда она от дверей помахала ему рукой до свидания, он кинулся к ней с книгой – “на”, твоя, мол…

Дифирамбы Володе со всех сторон, а хулиган он невозможный. Если ему что или кто не нравится, он говорит “иди-иди”. Хватает под мышку книжку и бежит…

Грустно Вам всем без Володи, он замечательный… Говорит: дом, деньги, (ш)кола, ф(л)аг и др.

Узнает т.т. Сталина, Ленина.

Володя растет, хулиганит, ломает, что ни тронет. Он враг книгам, он разговаривает, но не много. Мама его хорошо понимает, а я не особенно. Гуляет. Много бегает. Рост его равен столу.

Волча вырос и хочет быть самостоятельным. Взбирается на стул, с него на стол, на подоконник.

Во дворе радиоузла бревна (пилят доски), он их хочет поднять, упадет – подымется и начинает сначала, никакого страха, так что ни на одну секунду его нельзя оставить. Весь день он в движении, не сидит ни одной минуты. Хочет быть партнером в игре в классы. Где дети, там и он, вначале они думали отвадить его, сердиться, а теперь примирились.

Брат Бориса Соломон, мечтая хоть что-то заработать, не только сочинял кафешантанные песенки, но и писал музыку на слова советских поэтов – об Октябре, Ленине, Сталине, Горьком. Плоды своих трудов он отсылал в Москву, ответов не получал, но не унывал и только просил у московских родственников прислать нотной бумаги, которую можно было раздобыть у ресторанных музыкантов.

Что касается

Вашего общего сомнения в моих композиторских дарованиях, мол, стоит ли тратить время, бегать по магазинам, ходить по ресторанам, в то время когда наши гениальные классики написали столько гениальных творений… Вулкан, это все во мне есть от природы – вам подтвердят мама! Буся! Папа! Даже Володька!..

Так проходило раннее Володино детство в полутора тысячах километрах от Москвы, где его родители по горло были заняты работой, учебой и Юрой.

Перед войной

Для Юры первая половина 1938 года была непростой. Его устроили в детский сад с недельным пребыванием на Усачевке, рядом с институтом, где учились родители. Юра и тогда не был и потом не стал заводилой, держался всегда несколько в стороне, и в детском саду ему было очень неуютно.

Утром в понедельник Миша или Ася ехали с Юрой на трамвае от остановки “Ухтомская улица” до метро “Сокольники”, а оттуда надо было проехать по той самой ветке метро, которую строила Ася, до “Парка культуры”. На “Сокольниках” начинали литься обильные слезы, и Ася закармливала бедного детсадовца всякими сладостями вроде любимого пирожного “Наполеон”. Так длилось несколько месяцев, и слезы кончились только тогда, когда родители его забрали насовсем.

Ася пишет о Юре родным:

Разомлевший от купания, варенья и возни со мной, вдруг совершенно серьезно:

– Мама, а когда я стану старым, что лучше – умереть или утопиться?

В шесть лет Юра начал ходить в библиотеку, где был самым младшим читателем: свободно читать он стал в пять лет.

Однажды Юра раздал приятелям во дворе нумизматическую коллекцию, которую Ася собирала несколько лет. Вернуть удалось не все, но ругать его Ася не могла ни тогда, ни всю последующую жизнь.

Летом 1939 года, за три месяца до того, как Юре исполнилось семь лет, отец повел его записываться в школу, расположенную недалеко от дома. Принимали только с восьми лет, но Юра произвел впечатление. В кабинете директора на стенах висели портреты членов Политбюро. Директор попросил назвать фамилии кого-нибудь из них – Юра назвал их всех, да еще с именами-отчествами. На столе директора лежала “Правда”, и Юра бегло начал читать ее передовицу. Сказал, что считает до пятнадцати. В школу его приняли, но он был на год-два моложе одноклассников.

Володя по-прежнему жил в Севастополе, а Юра летом бывал с родителями в Подмосковье, на снятых дачах. Он хорошо помнит, как однажды на лесной прогулке наткнулся на пчелиный рой и был зверски искусан. Ася вся, как и Юра, в слезах, обсыпала его землей, пытаясь как-то смягчить боль. Все обошлось.

В 1939 году Ася с красным дипломом закончила исторический факультет педагогического института. Несмотря на исключение из партии, институтское начальство относилось к ней с симпатией, и в том же году она пошла работать учителем истории в среднюю школу.

Миша также с отличием закончил в 1940 году физмат. Там он был одним из лучших, и его рекомендовали в аспирантуру, но материальное положение семьи заставило его отказаться от этого предложения. Он тоже пошел в школу – преподавать физику.

В 1939 году переехавшая к тому времени в Москву Адочка познакомилась с Женей Ереминым. Он был на восемь лет старше ее. В эти годы он преподавал в Московском институте химического машиностроения, имел уже степень кандидата химических наук и звание доцента. Становился заметным ученым-химиком.

В 1940 году они поженились, а 14 марта 1941 года родилась всеми очень любимая Иринка – наша сестренка.

В начале 1941 года отец повез Володю (его то забирали в Москву, то отправляли обратно к деду и бабке в Крым) в студию звукозаписи на улице Горького (теперь Тверская), напротив Театра имени Ермоловой. Там была записана сохранившаяся пластинка, на которой он исполнил такой куплет, принесенный из детского сада:

Мы лошадок накормили, Их почистили, помыли. Едут, едут молодцы, Красной Армии бойцы.