Я люблю

Авдеенко Александр Остапович

После дождей на участке бригады бетонщиков образовалась громадная лужа. Вместо того, чтобы отвести воду в канаву, осушить болото дешевым способом, бригадир бетонщиков, кудлатый парень с бородой зверолова, швырнул в лужу несколько полнехоньких мешков с цементом и накрыл их досками. Пожалуйста, гать готова, удобства завоеваны! Дорогая цена? Ничего, государство богатое, не разорится.

Степан Иванович выскочил из машины, закричал:

— Что же вы делаете?.. Варвары! Безобразие!

— Где? Что? — изумился кудлатый. — Про чего вы говорите, товарищ начальник?

— Свой же труд губите! Разбазариваете, втаптываете в грязь цемент. Его доставили с другого конца земли, а вы... На вес золота у нас цемент. Варвары!..

Кудлатый парень выругался с лютой ненавистью.

—

Пошел ты, дядя!.. Ишь, какой сердобольный! Камень пожалел. Меня, человека, пожалей! Человека! Меня разбазаривают налево и направо: поселили в клопином бараке, на трехэтажных нарах, кормят кое-как, денег дают мало, а вычетов делают много, работать заставляют по-ударному, унывать и жаловаться не позволяют. Одно-разъединственное право имею — проявлять энтузиазм. Куда денешься? Приходится проявлять.

Он поскреб нечесаную, седую от цементной пыли бороду, спросил с издевкой:

— Ну, чего ты молчишь, дядя? Воспитывай! Или язык втянуло?

Ну и живоглот! Да я бы за такие слова морду ему набил и к позорному столбу пригвоздил. А Гарбуз молча проглотил бешеную речь разбойника с большой дороги. Действительно, втянуло. Размахался лихо, а как надо было садануть по кумполу, рука отсохла.

Припадая на правую ногу, постукивая палкой о землю, будто слепой, он понуро, как побитый, возвращается в машину.

— Слыхал, Саня?.. Намотал на ус? Грозный голос народа.

— Да какой это народ? Босота сезонная. Рвач первой гильдии. Один из тех, кто живет по принципу «после меня хоть потоп».

— Не спеши приговаривать. Поехали, нагулялись!

С трудом разворачиваюсь на асфальтовом пятачке и беру курс назад, на Березки. Отмалчиваюсь. Избегаю смотреть на Гарбуза. Первый раз вижу его таким беспомощным. Перед кем опустил глаза?.. Перед кем онемел? Что стряслось с моим другом?

Пропало удовольствие рулить. Еле доплелся в Березки. Поставили машину в тень. Вошли в дом.

— Располагайся, Саня, поудобнее и набирайся терпения.

Степан Иванович сел за стол, достал свои доспехи заядлого курильщика и на добрые две или три минуты забыл обо мне.

Вот и хорошо. Передохну. Сижу на диване и с удовольствием в сотый раз оглядываю тесный, в два окна, рабочий кабинет Гарбуза... Сизый ноздреватый ком — самый первый кокс первых батарей Коксохима. Рыже-фиолетовый осколок руды — самая первая добыча горняков Магнит-горы. Массивная чушка с торжественным оттиском — самый первый чугун Магнитки. Образцы мрамора, кварцита, огнеупорных глин, известняка, доломита, порфира, диабаза, серого и розового гранита, черного атачита — все, что содержат горы, окружающие нашу долину реки Урал. Бивни мамонта, рог древнего быка-тура, найденные когда-то в рудных забоях. Кипы американских, английских, немецких журналов, газет, бюллетеней, технических справочников. И книги, книги, книги на всех языках. Уйма всяких книг. Счастливый человек Гарбуз. Протянет руку — и к его услугам любая, самая редкая книга. Давний он книголюб. В его хранилище есть пожелтевшие от времени тома, изданные чуть ли не сто лет назад, прочитанные в тюрьме. Гарбуз вместе с Серго Орджоникидзе сидел в казематах Шлиссельбургской крепости и вместе с ним изучал «Первобытную культуру», «Древний мир», «Древний Восток и эгейскую культуру», «Очерки истории Римской империи», «Средние века», «Историю Европы», «Историю Соединенных Штатов». В неволе, в тюрьме Серго и Гарбуз начали восхождение к вершинам мировой культуры. Как же мы должны учиться! Сколько мы зря времени теряем! Коммунистом сможет стать лишь тот, кто освоит все культурное наследие прошлого.

Степан Иванович в последний раз пыхнул дымом, положил трубку в чугунное лошадиное копыто и сурово взглянул на меня. Это его особенность — пристально, пытливо всматриваться в каждого человека: кто ты, откуда, можно ли взять тебя спутником в дальнюю дорогу? Давно знает меня, а все вглядывается, все не решил окончательно, стоящий я или нестоящий.

— Так вот, Саня... Хочу посоветоваться с тобой по тому самому вопросу, который невзначай поднял на блюминге бетонщик. Опередил!.. Варвар он, конечно, но и мы хороши...

Я с недоумением смотрел на Гарбуза.

—

Владимир Ильич говорил и писал, что коммунизм в конечном счете — более высокая производительность труда, чем при капитализме. В этих словах выражена задача целой эпохи. Свободный рабочий человек должен строить новые города, заводы и фабрики дешево, быстро и хорошо. Только так. Иначе он не станет хозяином своей судьбы, не создаст социалистического государства. Государство — это мы. Государство — это ты, твои талантливые мозолистые руки, твоя умная голова, твое горячее сердце. Побеждай не числом, а умением. Там, где Тит Титыч вкладывал рубль, обходись гривенником, а то и копейкой! Не стыдись быть жестоко экономным. Вешай на фонарном столбе расточителей народного добра как изменников делу революции! Посылай чистить нужники прораба, директора и наркома, если они не бережливы, не умеют накормить, одеть народ, создать для него нормальные условия для труда и жизни. Бей по рукам всякого, кто хватается за семь дел и ни одного не доводит до конца, кто рвется в будущее, задрав наскипидаренный бахвальством хвост, и не видит безобразий вокруг себя... Вот что мне слышится в завещании Ленина!.. И вот чего пока нет в Магнитке. Да не только в Магнитке...

Гарбуз распалился, будто попал на трибуну. А меня гложет мысль о Ленке. Она работает, а я гуляю.

— Саня, ты меня слушаешь?

— Да, Степан Иванович.

— Дорогие, баснословно дорогие мы работники. Если бы мы построили Магнитку в Сахаре и таскали чугун на верблюдах в Россию, даже в этом случае он обходился бы нам дешевле, чем теперь. Одну тонну цемента мы пускаем в дело, а другую — на ветер. Один дом воздвигаем, а другой затаптываем в грязь, в землю, в бездорожье. Отгрохали ударными темпами лучшие в мире домны, мартены, блюминг, но и породили горы битого кирпича, стекла, ржавого железа, изуродованного оборудования, машин и целых агрегатов, оплаченных золотом. Вот тебе и великие строители!.. К черту на рога может завести нас несбереженная советская копейка [1] . Пора взяться за ум, пока не поздно, говорил Владимир Ильич. Делать меньше, да лучше! Надо во весь голос сказать себе правду, уяснить и объяснить, в чем главная сегодняшняя наша беда, посоветоваться с народом, как ее перешагнуть и как двигаться дальше. — Гарбуз остановился, посмотрел на меня. — Вот обо всем этом я написал Серго.

1

Сейчас магнитогорцы и по росту производительности труда и по снижению себестоимости металла занимают одно из первых мест в мире. (Примечание автора.)

Гарбуз протянул руку к книжной полке, взял темно-красный томик, нашел нужную страницу, медленно и внятно, словно проверяя на слух строки Ленина, прочитал:

— «Надо вовремя взяться за ум. Надо проникнуться спасительным недоверием к скоропалительно быстрому движению вперед, ко всякому хвастовству и т.д., надо задуматься над проверкой тех шагов вперед, которые мы ежечасно провозглашаем, ежеминутно делаем и потом ежесекундно доказываем их непрочность, несолидность и непонятность. Вреднее всего здесь было бы спешить. Вреднее всего было бы полагаться на то, что мы хоть что-нибудь знаем...»

Поднял очки на лоб и посмотрел на меня, как бы спрашивая: все ли я понял, не следует ли повторить?

Что за человечище — Ленин! На самые трудные вопросы жизни находят люди ответ в его книгах. Источник мудрости. Лучший советчик! Друг!

— Это — последнее завещание Ленина, оставленное партии, народу, нам с тобой, Голота. Ни слова на веру, ни слова против совести!.. С этих позиций я написал письмо Серго. Совестно, что мы дорого строим свое настоящее и будущее. Совестно, что создатели мирового титана до сих пор живут в бараках, работают много, а едят пайковый, тяжелый, как глина, хлеб, плохо обуты, плохо одеты. Совестно, что мы не говорим всей правды о наших промахах. Совестно, что выдаем желаемое за действительность, чересчур похваляемся успехами, настоящими и мнимыми.