Я люблю
Шрифт:
Я куражился, изливал всякую муть, а он внимательно, пронзительно-печально смотрел на меня.
Я кулаком ударил Тараса, а меня Алеша — взглядом. И еще словами.
— Понимаю! Сам себя чистишь. Давай! Своя рука владыка, все темные углы выскребет.
Кивнул, незлобиво улыбнулся, ушел на Шестерку. Васька захлопывает за ним дверь и дурашливо пялится на меня.
— Мало ты ему всыпал, жених! Ишь какой дружок нашелся! Похлестче репейника вцепился. Знает, шкода, чье сало съел! Ославил девку. А ты терпишь, тюфяк! Да я бы ему все ребра пересчитал, а потом
Я не стал дальше слушать. Закричал:
— Ты... жалобщик, мотай отсюда! Теперь не ужиться нам с тобой!
— Не имеешь права. Не твоя собственность Двадцатка, и не твою личность я обслуживаю. — Васька поудобнее развалился в кресле.
— Уходи по-доброму!
— Угрожаешь?.. Пожалста, будь ласка, бей! — Он рванул на груди спецовку, разнес ее до пупа. — Давай колоти! Набил руку, не промахнешься.
— Проваливай! Что хочешь, то и ври начальству. Брысь!
Васька поднялся, застегнул спецовку.
— И пойду! Смотри, задавака, будет и на моей улице праздник.
— Не желаю тебе, Вася, такого праздника, какой ты устроил.
— А чего особенного я сказал? Все про это звонят. Да разве ты первый раз слышишь?
— В последний! Никому не позволю!
— На каждый роток не накинешь платок. Больно серьезный ты, Ляксандр. Пошел я. Будь здоров.
Побежал в депо жаловаться. Придется и мне ходить по кабинетам, выслушивать нотации, оправдываться. Все стерплю, но Ленку в обиду не дам.
Глава третья
Схлестнулись, вздыбились ветры, азиатский и европейский. Повечерела дневная Магнитка. Сизые, черные, серые, рыжие смерчи закружились вокруг пыльно-красного солнца. Свист, грохот, вой, стон, львиный рык и плач бурана перекрыли гул воздуходувки.
И в такую распрекрасную погоду я один вкалываю: и паровозом управляю, и в топке огонь поддерживаю, и воду качаю в котел, и за сигналами в обе стороны слежу.
Губы мои обметаны горьким порохом. На зубах скрипит песок. Глаза прикрыты огромными, в толстой резине очками. Взглянул в зеркальце и ахнул. Ну и морда! Человек в маске! Марсианин! Демоническая личность. Себялюбец, напяливший рабочую робу. Выть хочется. Распсиховался.
Что там ни говори, а все-таки есть прямая связь между тем, что делается на земле, в небе, в океанах и в сердце человека. Черная буря давит на чувства и мысли.
Рухнули все подпорки моей правоты. Виноват я перед вами, ребята. Озверел. Поглупел. Всех обидел. Чванливый бузотер, мордобоец!
Разлюбит Ленка такого, если узнает.
Не успел подумать о ней, а она тут как тут. Появилась! Откуда? Как? На крыльях бури прилетела, не иначе. Всегда расплываюсь в улыбке при виде Ленки, провозглашаю вслух или мысленно: «Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты...» Теперь молчу. Испугала она меня. Грязная, растрепанная, еле на ногах стоит. Дышит тяжело. Бросаюсь к ней, втаскиваю на паровоз.
— Куда тебя понесло, дуреха? Зачем?
— К тебе спешила.
— Не могла переждать бурю?
— Не могла,
— От кого?.. Все мои родные здесь, в Магнитке.
— Все ли? — На чумазом лице Ленки блеснули белые зубы. — Читай вслух!
Я развернул твердый от клейстера и наклеенных буковок телеграфный бланк, прочитал:
«Получил официальную отставку мотивам разжиженности мозгов тчк Сижу разбитого корыта думаю веселую думу тчк Неполноценную голову стукнула дурацкая мысль приехать Магнитогорск повидать тебя тчк Готовь хоромы встречу тчк День выезда сообщу дополнительно».
Подписи не было. Я рассмеялся.
— Узнаю коней ретивых! Спасибо! Правильно сделала, что примчалась. Не напрасно пострадала. — Я поцеловал ее в губы, единственное чистое место на ее лице.
— Антоныч? — спросила Ленка.
— А кто же еще! Только он может веселиться в тяжкую минуту. Плохо, видно, старику. Постой!.. Как попала к тебе телеграмма? Ты была на Пионерской?
— Почтальоншу встретила...
— Вот, дожили!.. Первый встречный-поперечный уже знает, что я и ты... одна сатана, муж и жена.
Ленка оглянулась вокруг себя.
— Где твой помощник?
Я молчу. Делаю вид, что не слышу. Распахиваю дверцы, ковыряюсь в топке. Минуты три кочегарил, но Ленка не забыла про Ваську. Опять пристает:
— Саня, почему ты один?
— Что?
— Я спрашиваю, где твой Васька?
— Соскучилась?
— А как же! Смешливый парень. Повезло тебе на помощника.
— Да. А вот ему не повезло. Разонравился механик. Дюже сурьезный. Сбежал Васька.
— Правда?
— Чего ты пристала? Оставь смехача в покое. Пусть себе бегает. Садись на его место и вкалывай.
— А что ты думаешь? Могу! Раньше тебя с паровозом подружилась. Смотри!
И она, как заправский кочегар, ловко, черным веером, метнула уголь на белый огонь.
Разбежались в разные стороны буранные ветры, азиатский и европейский. Небо прояснилось. Улеглась пыль. Снова стала видна Магнит-гора, окутанная шоколадными, рыжими, белыми дымами.
Трубит рожок стрелочницы, зовет Двадцатку вперед. И составитель машет флажком, кричит:
— Давай под домны!
Даю!
На левом крыле законно, по-хозяйски сидит Ленка. Умылась. Причесалась. Красавица! Как можно плохо думать о такой? Сочиняют небылицы. Всегда на красивых наговаривают. И сама она на себя наговаривает. Не любила она никого.
Смотрю на любимую и вижу себя, как в волшебном зеркале. Преобразился. Куда девалась лобастая, широконосая рожа. Вижу парня-сокола. Море ему по колено! Горы Уральские способен свернуть.
Ну и Ленка, ну и чудо! Действует на меня, как огонь из молитвы Антоныча. Очищает, сжигает в своем светлом священном пламени всякую скверну и даже самый зачумленный воздух. Где Ленка, там и свежесть, правда, красота, сила.
Двадцатка медленно толкает ковши к желобам. На обрыве литейного двора стоит парень в войлочной шляпе и таращит завидущие глаза на Ленку и меня. Больше на нее. Он кричит: