Я, Минос, царь Крита
Шрифт:
— Она иудейка, — пояснил египтянин.
— Иудейка? — испуганно воскликнул один из придворных.
Другой пошутил:
— Что за беда? Ты думаешь, что иудейка не так сладка, как египтянка? Просто они более гордые, и по этой причине с ними труднее... — он задумался, подыскивая подходящие слова, — иметь дело, но это придаёт их любви особую прелесть.
Кто-то из свиты отца, окружавшей его трон, неприязненно заметил:
— Женщина Израиля скорее умрёт, чем согласится лечь. Иудеи едят свинину и убивают кошек. По-моему, это вовсе не так уж плохо, потому что свинина...
— Глупости, — перебил его чиновник. — Свинину они не едят и кошек не убивают. Я
Я с вожделением смотрел на девушку.
— Как твоё имя и сколько тебе лет? — спросил я.
— Не смей притрагиваться ко мне. Твоей любовницей я никогда не стану...
— С чего ты это взяла? — Я был поражён.
— Ты смотришь на меня так, словно я уже лежу в твоей постели.
Эта девушка нравилась мне всё больше и больше.
— Сколько тебе лет? — снова спросил я.
Она помолчала, потом разжала губы, и я испугался, что она покажет мне язык.
— Во время исхода моего народа из Египта мне было шесть лет. Не знаю, умеешь ли ты считать. Сейчас мне тридцать лет.
— Не может быть, — удивился я, — я в это не верю!
— Почему?
— Ты ещё почти девочка.
В первый раз я увидел, как она улыбается.
— Как ты стала рабыней? — поинтересовался я.
— Тебе в самом деле хочется это знать? — насмешливо ответила она.
Я опять смотрел на неё с восхищением и желанием.
— Одного из наших предков звали Иаков. Он жил в Беерсебе и ехал в Харран. Во сне ему явился наш бог Ягве и сказал ему: «Я — Ягве, бог твоего праотца Авраама и бог Исаака». Когда Иаков продолжил свой путь, ему вновь повстречался Ягве и сказал: «Впредь твоё имя должно быть уже не Иаков, а Израил». Из Двуречья в поисках земель на Иордане уже прибывали небольшими группами арамеи, предки иудеев. Попал туда и Иаков со своими жёнами, служанками и одиннадцатью детьми. Он поселился на Иордане и основал там со своим родом Ханаан. У них был один бог, они были единым народом и имели единый закон. А затем разразилась великая засуха, а с ней пришёл голод. Многие племена искали спасения в Египте. Египтяне страстно ненавидели гиксосов. Поскольку те тоже пришли с берегов Тигра, египтяне и нас вдруг приняли за гиксосов и обрекли мой народ на подневольный труд. Моих братьев и сестёр сгоняли в одно место, и им пришлось жить вместе с другими беженцами, с ворами и преступниками и выполнять самые тяжёлые работы. Жизнь из года в год становилась всё невыносимее, ибо египтяне боялись нас, ведь численностью мы превосходили тамошний народ. Когда нам удалось бежать, фараон стал преследовать нас на шести сотнях отборных военных колесниц. Он посадил своих воинов и в другие боевые повозки, и они гнались за нами до самого моря.
Я впился в девушку глазами.
— Мне было как раз шесть лет, — задумчиво произнёс я, — когда земля начала трястись и дрожать. Спустя несколько лет небо обрушило на наши головы огонь и раскалённый пепел. Потом проснувшийся вулкан уничтожил остров Каллисто.
Теперь мы не сводили друг с друга глаз.
— Как твоё имя? — опять спросил я, испытывая какую-то неловкость.
— Сарра, — тихо ответила она, умоляюще глядя на меня, словно в моих силах было снова вернуть ей желание жить. Она нерешительно продолжала рассказывать: — Именно при фараоне Аменофисе II наш бог Ягве наслал на египтян десять казней, которые позволили нам покинуть Египет.
— А ты?
— Моей семье не повезло. Мы провели в пути всего несколько дней, но отца ужалила змея, и он умер. Это подкосило мою мать, мы сделали остановку, и неожиданно нас окружили солдаты фараона. С тех пор я стала рабыней...
— И вы любили край, который обжили в Египте?
— Очень, — ответила она не задумываясь, — хотя у него были свои особенности. Поблизости находилась пустыня.
— Ты говорила о египетских казнях, которые наслал ваш бог Ягве, чтобы облегчить ваш исход из Египта.
— Он наслал на страну тьму, дни превратились в ночи, а вода в Ниле сделалась красной, словно кровь. Вредные насекомые, комары, лягушки и саранча мучили народ. Потом с небес пал огонь, людей и животных поразили странные болезни. Предводитель нашего народа напророчил фараону все эти напасти и предупредил, что его ждут новые беды, если он не позволит нам уйти. Только после этого фараон разрешил нам покинуть страну.
— Верно, верно! — взволнованно воскликнул я. — Это был как раз тот год, после которого фараоном у вас стал Аменофис II. В это время у нас начались ужасные землетрясения, потом вулкан уничтожил остров Каллисто, а многие острова вокруг погубили небывалые наводнения. Реки у нас тоже окрасил красный дождь. Образовались озёра и болота, рассадники возбудителей болезней. Из-за этого начались массовые заболевания. Знаешь, — сказал я, и мне показалось, будто на меня нашло прозрение, — десять египетских казней, о которых ты говорила, сопровождали то чудовищное извержение вулкана на Каллисто.
Сарра подняла на меня глаза, потом снова устремила свой взор вдаль.
— Покидая Египет, мы захватили с собой весь мелкий и крупный скот. Когда мы расположились в Этаме на краю пустыни, с отцом случилось то, о чём я тебе уже рассказывала. Мы оказались в плену и сделались рабами.
— Пойдём, — сказал я и проводил её в свою приёмную, приказав, чтобы нас оставили одних.
Церемониал требовал, чтобы я шёл первым, однако меня подмывало посмотреть, как выглядит эта иудейская рабыня сзади. Поднимаясь впереди меня по лестнице, она немного приподняла одежду, и я увидел её красивые ноги.
— Садись! — предложил я, указывая ей на кресло.
Однако Сарра осталась стоять, прислонившись спиной к стене. Рот её был полуоткрыт, руки висели как плети.
Я приблизился к ней и попытался обнять, но она отстранилась и воскликнула:
— Нет, нет! — Казалось, будто ей не хватает воздуха.
— Ты не хочешь присесть? — удивился я.
— Нет, оставь меня в покое. Я не выношу мужчин, которые считают, что рабыня для них всего лишь игрушка.
— Я — Минос, — сказал я серьёзно. — Моему отцу, царю, принадлежит вся страна, ему принадлежат все дома и все поля, все реки и горы. Ему принадлежит даже твоя одежда, твой рот и... твоё лоно. Я мог бы приказать высечь тебя плетьми, я мог бы убить тебя, и никто не осудил бы меня за это, — сказал я, потеряв терпение.