Я, Минос, царь Крита
Шрифт:
Когда Энос поднялся, был уже день. Он наполнил чашки свежей водой и высыпал на середину обеденной циновки горсть дикого ячменя вместо завтрака.
Первой пришла Алко. Она поправила свою одежду и вместо приветствия робко обняла Эноса. Затем рядом с ней очутился египтянин. Он отхлебнул воды из чашки. Заметив ячмень, он покачал головой, отправился к своему багажу и вернулся с сухой лепёшкой в руках, которую разделил на всех.
— Алко проводит меня в Амнис, — сказал он, помолчав.
Энос только кивнул.
Навьючив свою лошадь, жрец посадил Алко в седло впереди себя, ещё раз проверил поводья и надёжно ли приторочена с обеих сторон поклажа.
— Я буду поминать
Сидевшая впереди египтянина Алко подалась вперёд, скорчившись, словно от боли.
Энос хотел спросить, вернётся ли она к нему, но ржание лошади заглушило его голос.
С трудом, словно сгибаясь под тяжестью непомерной ноши, он добрался до укромного уголка обжитых ими руин. Он уселся на то самое место, где недавно была расстелена циновка египтянина, на которой с ним рядом лежала Алко.
Вздыхая и плача, в глубокой печали он гладил рукой пол.
— Алко! — повторял он. — Алко! — взывал он в бесконечной тоске.
Близился вечер, когда Энос вернулся с берега моря. Он положил на деревянную колоду, служившую столом, несколько рыб, которых подобрал за скалами, куда их забросил прибой. Затем тщательно выбрал из сумки собранные зёрна дикого ячменя, осторожно ссыпал их в кувшин и отправился к источнику за свежей водой.
Когда он, расстроенный, возвращался назад, отыскивая дорогу среди заиленных холмов, он снова плакал как ребёнок, спрашивал себя, имеет ли смысл продолжать жить в этом мучительном одиночестве.
Словно лунатик, свернул он к тому холму, из которого вдвоём с Алко отрыл остатки дома, уже на протяжении более двадцати лун служившего им временным жилищем.
К действительности его вернуло лошадиное ржание. Потом он увидел и саму лошадь. Животное было привязано к балке, торчавшей из земли наподобие коновязи.
— Я уже заждалась тебя! — услышал он знакомый голос, и в тот же момент к нему как ни в чём не бывало бросилась Алко.
— Я всё устроила, — радостно сообщила она.
— Что именно? — спросил он, уклоняясь от её поцелуев.
— Что мы приобрели лошадь, и я вернулась к тебе.
Они опустились на землю и молча стали глядеть друг на друга. Спустя некоторое время она негромко сказала:
— Я боялась, что ты уступишь меня в обмен на столь нужное животное. Наверное, я лишила бы себя жизни, если бы ты потребовал от меня дать согласие, хотя я на твоём месте совершила бы такой обмен. Имея лошадь, ты уже богат, ты становишься влиятельным человеком. С ней ты сможешь преодолеть невзгоды и, — она скривила губы и несколько раз провела по ним кончиком пальца, — помочь спасти Крит.
Восемьдесят лун после этого страшного наводнения, в котором погиб Крит, занимали своё жилище Энос и Алко.
С лошадью они могли помогать там, где людям приходилось труднее всего. Им тоже помогали. Иногда все вместе отмечали праздники, и тогда к радости примешивалось горе. Не было такого человека, который не потерял бы своих близких. Многие снова и снова заводили речь о неумолимом голоде, косившем и больных и здоровых.
— Когда начинаются ветры, — сказала пожилая женщина, — мне становится страшно, что они снова принесут беду.
— Ветры посылают боги, — благоговейно произнёс какой-то крестьянин. — Боги дают, боги отбирают.
Среди гостей оказался один капитан, покупавший товары у Эноса для перепродажи. Крит пока ещё мало что мог предложить на продажу, однако сбор камней и раковин оправдывал себя. Агат и яшма пользовались большим спросом у резчиков печатей и изготовителей фетишей. Пемза, которую море выбрасывало на побережье, служила строительным материалом,
Энос с гордостью поглядывал на своих гостей, ибо мог предложить каждому даже по бокалу вина. Вино? Гости уже давно успели забыть его вкус.
Энос вновь отыскал капитана.
— Судоходство возобновляется, Адесо? — поинтересовался он.
— Это нелёгкое дело. На четыре корабля, погибших во время морских сражений, приходится минимум один, пропавший из-за шторма. Среди моряков известна странная поговорка. Они утверждают, что для флота существует четыре гавани. Первая гавань — июнь, вторая — август. Третья гавань — море, и четвёртая, — он скривил рот в горькой усмешке, — скалы. — Необходимо как следует изучить особенности района мореплавания и знать собственное судно вдоль и поперёк. Самому забитому крестьянину известно, что осла можно навьючивать только до определённых пределов и что любая балка и конструкция дома способна выдерживать определённую нагрузку. Всякий капитан должен знать, на что способно его судно. Бессмысленная храбрость может привести к смертельному исходу. Тщеславие у нас не в почёте. Однако что толку от всех этих знаний, от накопленного опыта, если налетает штормовой ветер, который может, если поднять не те паруса, быстро опрокинуть судно? Едва возникнув, такие ветры порой очень быстро достигают ураганной силы. Особенно страдает от них южное побережье Крита и некоторые группы островов к северу от него.
Ещё кто-то рассказал, что очень опасен ветер, дующий со стороны Африки: о нём говорят, будто он разносит в щепки мебель, выворачивает душу и гонит моряков к северу, то есть на скалы южнее Крита.
— Только и слышишь: ветры, ветры! — насмешливо произнёс человек средних лет, служивший раньше при дворе гончаром, обводя глазами присутствующих. — Мы, люди, если захотим, умеем побеждать природу. Мы обрезаем деревья, разводим животных, облагораживаем виноградные лозы, смешиваем медь с цинком для получения бронзы, из которой изготавливаем оружие, украшения и другие прекрасные предметы. Должна же быть какая-то возможность использовать и эти ветры?
— А что толку? — отозвалась какая-то женщина. — Разве с их помощью мы сможем победить смерть, предотвратить землетрясение и извержение вулкана? Мы не в силах даже справиться с засухой и наводнениями! Да и что мы вообще можем? Разве мы не беспомощная щепка, которую река несёт по течению?
— Правильно, — согласился капитан, — победить ветры мы не в состоянии, зато можем прекрасно использовать их на море. Мы знаем, когда можно пересекать под парусами Критское и Ливийское моря во всех направлениях. Мы можем маневрировать, можем ходить на вёслах, бросать якорь и дожидаться попутного ветра. Но дело в том, что торговля морским путём в октябре практически замирает и до следующего мая судам приходится стоять в портах. В Ритимоне, Ираклионе, Ситии и во многих других местах для этого созданы все условия. И только весной снова начинают дуть ветры, позволяющие плыть на Восток и на Север.