Я, Мона Лиза
Шрифт:
Я не стала отвечать. В конюшне я увидела длинный, сколько глаз хватало, ряд стойл, и почти все они были пусты. Пожилой человек спорил с двумя солдатами, но я перекричала их всех.
— Подайте мне лошадь! Немедленно!
— Эй, спокойнее, — сказал старик, несомненно главный здесь. Тон у него был повелительный; думаю, в этой неразберихе он принял меня за одну из горничных, но, взглянув повнимательнее на мой наряд, сразу осекся. — Простите меня, мадонна… Вы ведь, кажется, молодая жена Джулиано? — Наверняка это он готовил экипаж, который доставил меня сюда, во дворец. — Вам нужна лошадь?
— Он передумал, — сказала я. — У меня нет вещей. Он велел дать мне лошадь немедленно. — Я с вызовом посмотрела на конюха.
Появились шестеро вооруженных людей.
— Фургоны загружены? — спросил один из них у старшего конюха. — Мессер Пьеро велел проверить, чтобы воды и сена было вдоволь и хватило на долгий путь.
Старик остановил его жестом и обратился ко мне:
— Вот видите, мадонна, у меня едва хватает лошадей…— Он посмотрел на воинов. И запас воды и сена тоже невелик…
Я в бешенстве повернулась и пошла прочь, прямо сквозь строй солдат. Я направилась вдоль конюшни, пока старший конюх продолжал спорить. Мимо пустых стойл, одного за другим.
Но в одном из них, в дальнем конце, стояла кобыла — наверное, конюх оставил ее для собственного побега. Лошадь была оседлана, а когда я приблизилась к ней, она зафыркала. Серая лошадь, с одним-единственным черным пятном на морде. Когда я вошла в стойло, лошадь отступила на шаг, наклонила голову и уставилась на меня темными испуганными глазами, сверкнув белками.
— Эй, спокойнее, — сказала я, невольно копируя конюха. — Если кто из нас и напуган, то это я. — Я робко поднесла руку к мягкой морде и почувствовала на ладони теплое дыхание лошади.
— Можно на тебя взобраться? — спросила я.
Перспектива езды верхом меня пугала. Я привыкла путешествовать в экипажах. Отец считал, что женщинам ездить верхом не подобает. В моем случае, наверное, он был прав. Взобраться на лошадь оказалось трудным делом. Мы обе нервничали, к тому же у меня не хватало роста — пришлось встать на перевернутую лохань и уже оттуда кое-как вскарабкаться в седло. Длинная юбка со шлейфом лишь все усложняла. Взобравшись на спину лошади, я как могла подоткнула со всех сторон юбку и укрылась накидкой.
Кобыла привыкла к более твердой руке, но я отпустила поводья, зная, что она пойдет из конюшни кратчайшим путем; к счастью, выбранный ею маршрут не проходил мимо конюха.
Когда мы оказались во дворе, я еще не взяла поводья в руки, так как лошадь знала, как выйти на виа Ларга.
Возле запертых ворот, утыканных острейшими пиками и обитых железными засовами, суетились вооруженные стражники. Сквозь щель я разглядела черные силуэты солдат, освещенных прыгающими огнями факелов. Солдаты почти не двигались. Они пока не принимали участия в битве, поджидая в арьергарде, последней линии защиты от толпы.
Я подъехала к солдату, стоявшему рядом с засовом.
— Эй, ты, открывай ворота, — сказала я, наклонившись к стражнику.
Он посмотрел на меня снизу вверх, и даже тусклый свет не мог скрыть тот факт, что он принял меня за сумасшедшую.
— Мадонна, они разорвут
— Там полная сумятица. Никто даже не заметит, откуда я появилась. Никто не будет знать, кто я такая. Я не вооружена, так зачем им на меня нападать?
Он покачал головой.
— Все равно женщине там небезопасно.
Я пошарила в кармане накидки, отодвинула в сторону тяжелый кинжал в ножнах и вынула один из медальонов, даже не взглянув, какой именно. Он сверкнул в свете факела.
— Держи. Он стоит больше флорина. Намного больше.
Стражник взял медальон, хмуро взглянул на него, но тут же понял, что это за вещь. Он виновато оглянулся и затем, не говоря больше ни слова, тихонько отодвинул засов и приоткрыл ворота — совсем немного, так как снаружи навалились тела. Я едва сумела протиснуться, сидя верхом на кобыле. Шершавое железо ободрало мне щиколотки и повыдергивало тонкие нити из платья и накидки.
В то мгновение, когда я выехала за ворота, они с лязгом захлопнулись за мной, и задвинутый засов мрачно заскрипел.
Я оказалась среди отряда человек в сорок, охранявших ворота. Они стояли плечом к плечу, тесно прижавшись друг к другу потными телами, мне пришлось протискиваться верхом между ними.
— Проклятье! — бросил один. А второй подхватил:
— Откуда, черт возьми, она взялась?
Их мечи задевали за мой шлейф, разрезали мои юбки, кололи мне ноги, а заодно и бока кобылы, так что она жалобно ржала. Но я безжалостно направляла ее дальше, в самое пекло.
Там шла битва при свете факелов, горящих на стенах дворца. Стражники отбрасывали зловещие тени на непокорных горожан; черные тени поднятых мечей вытягивались на невероятную длину и, казалось, пронзали даже тех, кто стоял в задних рядах.
Я, понукая упрямую кобылу, направляла ее туда, где шла самая жаркая драка. В воздухе стоял запах дыма и горящего прогорклого жира. От царившего гама можно было сойти с ума: не умолкавший ни на секунду низкий колокольный гул, ржание лошадей, людская брань и клич, которым когда-то призвал к восстанию мессер Якопо, — все смешалось.
Но среди этой какофонии я не расслышала другого крика: «Palle! Palle!»
Вокруг метались люди, и в пляшущем свете было трудно понять, кто здесь друг, а кто враг. Не было ни цветных знамен, ни аккуратно построенных отрядов воинов, держащих в руках ровные ряды пик, и уж конечно не было героя, возглавлявшего атаку. Где-то сзади просвистел меч, едва не задев мою ногу, я лишь почувствовала, как он рассек воздух рядом с лодыжкой.
Я подстегнула лошадь, и на нашем месте тут же оказался какой-то крестьянин, Я не могла разглядеть солдата, наносившего удары, зато видела результат. Лезвие меча впилось в шею крестьянина. Несчастный так дико и пронзительно закричал, что слышать это было невыносимо. Из раны хлынула кровь и быстро пропитала всю одежду, слившись с темными тенями. Бедняга рухнул с криком на колени, увлекая за собой меч, а невидимый воин в то время пытался освободить свое оружие. Наконец ему это удалось — раздался всхлип, и меч вышел из раны, а потом обрушился на голову крестьянина, и опять с такой силой, что во все стороны брызнул кровавый дождь, зависнув на секунду венчиком.