Я мыл руки в мутной воде. Роман-биография Элвиса
Шрифт:
— За твою дочь и жену мы уже пили, дружище. Давайте, мужики, выпьем за нашу неразрывную связь. Что бы ни случилось, мы — будем мы! Не он, он, он, я, ты… Мы!
Боже, какую встречу они устроили Прис! Она оттаяла к ним, подобрела и в счастливую минуту сказала мужу:
— Дорогой, я совсем не против видеть их иногда в своем доме. — Джон был, словно мальчишка, на седьмом небе от радости, пока, разговаривая с Ламом по телефону, чуть не брякнул ее слова. На ходу перестроился:
— Жена будет рада видеть вас всех
Джон помрачнел. Прис сказала «в своем доме», не в «нашем». Но не стал заострять внимание, уговорив себя, что это оговорка. Вскоре выяснилось, что не оговорка. Она стала переделывать все на свой вкус. Он, впрочем, ничего против не имел. Только когда она потребовала ключ от маминой комнаты, Джон, пожелтев, тихо и бешено сказал:
— Никогда! Слышишь? Никогда! Места мало?! Куплю тебе еще дом. Но эту комнату — никогда! — не смей трогать.
Прис струсила. Таким она его не знала. И, естественно, она больше к этому вопросу не возвращалась.
А потом, когда узнала, что муж уходит из кино, чтобы вернуться на сцену, стала осторожно, но постоянно подсмеиваться. Как-то Джон запел дома.
— Репетируешь? Между прочим, Лиз боится твоего голоса. Плачет. Не может заснуть.
Он испуганно и пристыженно замолчал. Если Лиз от этого плохо, он не будет. Петь ведь можно и в студии. А то, что Лиз боится его голоса, Джон знал. Вначале не понимал. Расстраивался. Потом Лили сказала ему:
— Ты что? Это же естественно. Она все время при женщинах. Твой глубокий голос непривычен для нее. Заходи почаще.
Джон стал заходить каждую свободную минуту. И вскоре был вознагражден. Лиз, сидевшая на руках у матери, улыбнулась, обнажив четыре маленьких зубика, и потянулась к отцу. Он подхватил ее, захлестнутый волной счастья, и мгновенно обмер — вдруг дочка испугается его порыва. Но она что-то проворковала и прижалась к нему.
— Что ж, поздравляю, — медленно, с какой-то странной усмешкой сказала Прис. — Она признала в тебе отца. Ты и ее приручил.
Ревность? Глупо. С того дня Прис не упускала случая уколоть мужа. Чаще всего дочерью. Джон понимал — ей нелегко. Он весь в работе. Мало времени проводит с ней. Устает. И решил не сердиться. Однажды, правда, попытался поговорить;
— Прис, девочка, что происходит? Может быть, я чем-то обидел тебя? Скажи мне. Ты знаешь, я иногда на ходу выпадаю в осадок. Плохо себя чувствую. Я понимал — не всегда есть оправдание моему поведению. Но, дорогая, я не хотел бы, что бы ты что-то затаила на сердце.
— Есть, сэр! — отшутилась жена.
— Да нет. Погоди. Я, правда, был скотиной по отношению к тебе. Но если ты сейчас живешь с этим, стоило ли выходить за меня? Замыкаться на мне? Я могу сказать только — ты дорога мне. Я не знаю, что было бы, если бы ты вдруг ушла от меня.
— Благодарю. По-моему, ты впервые говоришь мне такие слова. Раньше ты просто хорошо ко мне
— Нет, родная. Я и вправду люблю тебя. Только я нескладный — не умею говорить про это.
— Жаль, — снова усмехнувшись, сказала Прис. Джон недоуменно посмотрел на нее. Но и сейчас не обиделся — не имел права. Слишком долго она ждала его.
Ну вот, пора идти. Заглянул Полковник.
— Мальчик, пора! Через пять минут начинаем.
— 0'кей, Полковник. Я готов. Идемте?
— Тебе дадут сюда сигнал на выход. Ну, ни пуха…
— Ко всем чертям!
Джон снова посмотрел на себя в зеркало. Ужасно. Лицо дергается. Да и руки дрожат. Сколько он бился, чтобы сегодня выступить. Как ни странно, больше всего палки в колеса ставил Полковник. Ему хотелось, чтобы питомец пел тихие добренькие рождественские песни. Наиболее верный, по мнению Полковника, путь к успеху. Но питомец случайно напал на песню. Удивительную. Невероятную. Никогда раньше ему не позволили бы петь подобное. Полковник, как норовистая лошадь, встал на дыбы.
— Только через мой труп ты будешь петь это! — орал наставник. — Ты хочешь загубить всю мою столь тщательно подготовленную операцию «возвращение». Минутный успех, а потом тобой займутся сам знаешь где… Нет, нет и нет!!!
Полковник не знал, что Джон уже дал согласие на исполнение. Не знал и того, что продюсеры сидят за тонкой перегородкой и слышат его, полковничьи, вопли. Когда запал иссяк и наставник ловил ртом воздух, питомец поднялся и тихо сказал:
— И все-таки я спою это. Что бы ни случилось потом.
И ушел.
Полковник решил уведомить фирму, но неожиданно фирмачи согласились с желанием его питомца. Согласие было подтверждено в присутствии обеих сторон. Полковник мрачно кивнул и посмотрел на своего мальчугана: глаза его были хитры ми и насмешливыми. В глазах Полковника появилось обещание расплаты.
Для Джона это была чуть ли не самая большая победа над своим демоном-хранителем. Надо будет почаще обнаруживать характер, но и не терять эту сверхпробивную машину — Полковника.
Над зеркалом загорелась красная надпись «На выход». Он резко поднялся и вдруг заметил следы на зеркале. Взял полотенце. Стер.
— Господи, благослови!
И на негнущихся ногах пошел к двери.
Секунда в дверях. Очень хотелось увидеть свою публику. Где там! Просто пят на лиц. Голос Полковника: «Кто из вас любит нашего нынешнего певца, садитесь ближе к сцене. Смелее, смелее, девушки», — вернул Джона к действительности.
Он вдруг спружинился и легким шагом, который пресса окрестила «тигриным», двинулся по проходу.
В центре зала находилась похожая на ринг сцена. Ребята сидели рядом. Он видел отчетливо только их лица. Вот Лам подмаргивает сразу обоими глазами. А вот Скотти хитро прищурился — не дрейфь, старик!