Я надену платье цвета ночи
Шрифт:
«Будут, — подумала Тиффани. — Особенно если я расскажу, в каком виде нашла тебя. Женщины об этом позаботятся. Жители деревни имеют здоровую тенденцию лупить почём зря мальчишек, которые по определению нуждаются в колотушках, потому что проказливые дьяволята, но так избить девочку? Это нехорошо».
— Расскажи мне о своём парне, — вместо этого сказала она вслух. — Он портной, да?
Эмбер просияла, своей улыбкой она была способна осветить мир.
— О, да! Его дедушка многому учил, пока не помер. Из ткани он почти что хочешь может сотворить, мой Уильям. Все говорят, ему надо было пойти в ученики к портному, и тогда он сам стал бы мастером всего через несколько лет. — Она пожала плечами. — Но мастера требуют за обучение
Эмбер так и сияла от гордости за них.
Тиффани посмотрела на её радостное лицо, на котором, несмотря на усилия кельды, были всё ещё отчётливо видны синяки.
«Значит, её парень портной, — подумала она. — С точки зрения крупных мускулистых людей вроде мистера Пуста, портной вообще не мужчина, с его-то мягкими руками и домашней сидячей работой. А если он еще и для женщин шьёт, это лишь дополнительный позор для маленькой несчастливой семьи».
— Что теперь будешь делать, Эмбер? — спросила Тиффани.
— Я бы хотела повидаться с мамой, — неуверенно сказала девушка.
— А если ты встретишь там отца?
Эмбер повернулась к ней.
— Тогда я пойму… пожалуйста, не делайте с ним ничего плохого, ладно? Не превращайте в свинью, например, или типа того.
«Денёк в шкуре свиньи, пожалуй, научил бы его кое-чему», — подумала Тиффани. Но было что-то от кельды в том, как Тиффани сказала «Тогда я пойму». Сияющий свет в мире тьмы.
Тиффани никогда не видела, чтобы ворота замка были закрыты, кроме как ночью. Днём замок обычно служил одновременно домом собраний, магазином плотника, лавкой кузнеца, местом для детских игр (на случай дождя) и, при необходимости, складом для сена и пшеницы, если урожай не помещался в амбары. Даже в самом большом деревенском доме нет лишнего пространства; если вам требовалось где-то спокойно посидеть, или поразмыслить, или с кем-то поговорить, вы шли в замок. Так было всегда.
Сегодня шок от возвращения Барона уже пошёл на убыль, но, когда Тиффани вошла, она увидела, что суета всё ещё продолжается, правда, какая-то приглушённая, люди явно старались производить поменьше шума. Возможно, причиной была Герцогиня, будущая тёща Роланда, которая расхаживала по главному залу, время от времени тыча в слуг палкой. Первый раз увидев такое, Тиффани просто не поверила своим глазам, но тут это случилось снова — Герцогиня своей чёрной тростью с серебряным набалдашником стукнула горничную, которая просто шла мимо с корзиной белья. Только в этот момент Тиффани заметила и невесту, которая плелась за своей матерью, словно стыдясь идти рядом с женщиной, тычущей всех подряд тростью.
Тиффани собралась было возмутиться, но потом ей стало любопытно. Она сделала пару шагов назад и исчезла. Это был дар, которым она владела в совершенстве. Ты не становишься невидимкой, просто люди перестают обращать на тебя внимание. Никем незамеченная, она тихо подошла поближе, чтобы услышать, о чём говорят мать с дочерью, точнее, мать говорит, а дочь слушает.
Герцогиня жаловалась.
— …всё превратилось в какие-то развалины и руины. Серьёзно, здесь необходим капитальный ремонт! В таком месте расхлябанность недопустима! Твёрдость — вот что главное! Лишь небеса знают, о чём думала эта семья!
Её речь была подчёркнута смачным «бумц!», с которым трость опустилась на спину очередной горничной, спешившей (но, очевидно, недостаточно быстро) с тяжелой корзиной белья в руках.
— Ты должна строго исполнять свои обязанности, чтобы убедиться, что все вокруг достаточно тщательно исполняют свои, —
Тиффани была потрясена. Герцогиня легко заставила её сделать то, чего Тиффани в жизни не подумала бы делать — почувствовать жалость к будущей жене Барона, которая сейчас стояла перед матерью, словно нашкодивший ребёнок.
Хобби, а также, вероятно, единственным делом в жизни, которым Летиции дозволялось заниматься, было рисование акварелей, и Тиффани, которая (вопреки своим худшим инстинктам), старалась думать о девушке непредвзято, казалась, что та и выглядит словно акварель, причем нарисованная кем-то, у кого очень много воды и очень мало краски — вся бледная и какая-то сырая. Кроме того, она была такой тонкой, того гляди, сломается от ветра. Невидимая Тиффани ощутила очень слабый укол вины и запретила себе изобретать новые нехорошие аналогии. Мало того, она даже ощутила сочувствие, чёрт его побери!
— Теперь, Летиция, снова повтори стишок, которому я научила тебя, помнишь? — потребовала Герцогиня.
Будущая жена, не просто пошедшая пятнами, но словная тающая от смущения и позора, осмотрелась вокруг, будто мышь, застигнутая врасплох на открытом пространстве, и не знающая, куда теперь бежать.
— Слабо коль… — раздражённо подсказала Герцогиня и ткнула дочь тростью.
— Слабо коль… — пробормотала девушка. — Слабо коль… Слабо коль возьмёшь крапиву, она укусит, будто волк, если ж схватишь её крепко, станет ласковой, как шёлк. Так же люди: будь любезна, и они пойдут войной, если ж стиснешь их покрепче, они склонятся пред тобой.
Когда тихий неуверенный голос смолк, Тиффани осознала, что в главном зале настала тишина, все таращились на мать и дочь. Ведьма даже понадеялась, что кто-нибудь увлечётся и начнёт аплодировать, хотя, вероятно, это означало бы конец мира. Вместо этого невеста бросила взгляд на разинутые рты, зарыдала и кинулась прочь со всей возможной скоростью, какую позволяли её весьма дорогие, но столь же непрактичные туфли. Тиффани услышала, как они протопали вверх по лестнице, финальным аккордом хлопнула дверь. Тиффани тихо отошла в сторонку, незаметная тень, на которую никто не обратил внимания. Потом покачала головой. Зачем он всё это затеял? Зачем, ради всего святого, Роланд решил жениться на Летиции? Он мог взять в жёны, кого захочет! Не Тиффани, конечно, но чем его очаровала эта, мягко говоря, тощая девица?
Разумеется, её отец был герцогом, мать герцогиней, а она сама — герцогёнком. Это нечто вроде утёнка — ладно, будем великодушны, но она и вправду ковыляет, словно утка. Ну, правда же. Если присмотреться, видно, как растопырены её ступни.
И, коли уж на то пошло, жуткая мамаша и слезливая девчонка превосходили Роланда по рангу! Они официально имели право давить на него!
Старый Барон был совсем другим человеком. Конечно, он любил, чтобы мальчишки слегка кланялись ему, а девчонки делали реверансы, но зато он помнил каждого по имени, и, зачастую, дни рождения тоже. Он всегда был вежлив. Тиффани помнила, как он однажды остановил её и сказал: «Будь любезна передать отцу, чтобы он зашёл ко мне, пожалуйста». Очень скромная фраза для человека, обладающего такой большой властью.