Я надену платье цвета ночи
Шрифт:
— Это моя земля, мисс Болит.
— У меня есть кое-какие права! — возразила Тиффани.
Роланд кивнул, словно судья на заседании.
— Это, безусловно, серьёзный аргумент, мисс Болит, но, к сожалению, никаких прав у вас нет. Вы не землевладелец, не арендатор и даже не субарендатор. Короче говоря, у вас нет ничего, на чём могли бы базироваться упомянутые права.
Он произнёс это, не отрывая взгляда от листа бумаги, который держал в руках.
Тиффани вскочила, проворно выхватила листок из его пальцев, и села на своё место прежде, чем стража успела среагировать.
— Как ты смеешь
Но, если честно, она понимала, что он имеет в виду. Отец был арендатором своей фермы. У него были права. У неё — нет.
— Послушай, — сказала Тиффани. — Ты не можешь вот так запросто взять и вышвырнуть меня. Я не сделала ничего плохого.
Роланд вздохнул.
— Я надеялся, что вы уступите здравому смыслу, мисс Болит, но, поскольку вы настаиваете на своей полной невиновности, я вынужден упомянуть следующие факты. Во-первых, вы сами признали, что забрали ребёнка по имени Эмбер Пуст от её родителей и поселили у эльфов, которые живут в норах под землёй. Вы считаете, это подходящее место для юной девушки? Мои люди говорят, там полно улиток.
— Погоди, Роланд…
— Изволь обращаться к моему будущему зятю «милорд», — вклинилась Герцогиня.
— А что, если нет? Ударите меня своей тростью, ваша светлость? «Крепко схватите крапиву», да?
— Да как ты смеешь! — закричала Герцогиня, её глаза метали молнии. — Так-то ты позволяешь обращаться со своими гостями, Роланд?
По крайне мере, замешательство Роланда на сей раз выглядело вполне искренним.
— Я понятия не имею, о чём вы с ней говорите, — сказал он.
Тиффани ткнула пальцем в сторону старухи, отчего охранники Герцогини схватились за оружие, а вслед за ними стражники замка тоже, просто чтобы не оставаться в стороне. К тому моменту, когда охрана разобралась, наконец, с торчащими во все стороны клинками и, не причинив никому вреда, вложила их в ножны, Герцогиня уже ринулась в контратаку:
— Ты не должен допускать подобной фамильярности, молодой человек! Ты Барон, и ты дал этому… этому существу приказ покинуть твои земли. Она нарушает общественный порядок, и если она не желает исполнить приказ добровольно, должна ли я напоминать тебе, что её родители — твои арендаторы?
Тиффани так и вскипела насчёт «существа», но, к её удивлению, Роланд покачал головой и сказал:
— Нет, я не имею права наказывать добросовестных арендаторов за то, что у них такая капризная дочь.
«Капризная»?! Это похуже, чем «существо»! Да как он смеет…! Тиффани собралась с мыслями. Нет, он и не посмел бы. Он никогда не смел, за всё время, что они знали друг друга, когда она была просто Тиффани, а он просто Роланд. Между ними существовала странная связь, да и не связь вовсе, если разобраться. Их не тянуло друг к другу, они соединились просто потому, что так устроен этот мир. Она была ведьмой, а значит, по определению не такой, как прочие ребята из деревни, а он был сыном Барона, и значит, тоже по определению не таким, как они.
В чём Роланд с Тиффани ошибались, так это в том, что в глубине души поверили: два столь непохожих на других человека в чём-то обязательно должны быть схожи. Постепенно они разобрались, что это не так, и процесс был болезненным для обоих. Кое-какие слова говорить вовсе не следовало.
За всё это время он никогда не вёл себя так, не был таким тупым и мелочно-дотошным, но возложить всю вину за это на Герцогиню Тиффани не могла, хотя ей очень хотелось. Нет, тут происходило что-то другое. Ей надо быть начеку. Наблюдая за тем, как они наблюдают за ней, Тиффани вдруг поняла, как человек может быть одновременно и умным, и тупицей.
Она встала, взяла свой стул, аккуратно установила его прямо перед столом Барона, уселась и скрестила руки на груди.
— Извините, милорд. — Она повернулась к Герцогине, склонила голову и сказала: — И вы извините меня, ваша светлость. Я забыла своё место. Это не повторится. Спасибо.
Герцогиня фыркнула.
Как, и это всё? Тиффани полагала, что хуже, чем сейчас, думать о ней уже не сможет, но просто фырканье? После такой победы? Укрощение спесивой юной ведьмы заслуживало много большего — как минимум, какой-нибудь едкой ремарки, столь острой, что режет до костей. Честно, могла бы и постараться.
Роланд смотрел на Тиффани таким ошеломлённым взглядом, словно его и правда хорошенько стукнули по голове. Она смутила его ещё больше, вернув ему смятый листок бумаги:
— Желаете ещё что-нибудь обсудить, милорд?
Он помолчал, расправляя листок на столе, пока не добился необходимой гладкости, а потом сказал:
— Есть ещё вопрос о смерти моего отца и краже денег из его сундука.
Тиффани ободряюще ему улыбнулась, отчего он ещё сильнее занервничал, и спросила:
— Это всё, милорд? Я просто беспокоюсь, как бы вы чего важного не забыли упомянуть.
— Роланд, она что-то задумала, — вмешалась Герцогиня. — Сторожись. — Она махнула рукой охране: — И вы, стражники, тоже будьте настороже, не забывайте!
Стражники, явно сомневающиеся, как им стать сильнее настороже, чем уже есть, (поскольку из-за общей нервозности они и так были настороже более, чем когда-либо), втянули животы и постарались выглядеть выше и солиднее.
Роланд откашлялся.
— Гм, остался ещё вопрос насчёт усопшей кухарки, которая, я слышал, упала и расшиблась насмерть практически сразу после того, как оскорбила вас. Вы понимаете эти обвинения?
— Нет, — ответила Тиффани.
Повисло молчание.
— Гм, отчего же нет? — наконец вымолвил Роланд.
— Потому что это не обвинения, милорд. Вы не заявили прямо, будто я украла деньги и убила вашего отца и повариху. Вы просто высказали тут некие идеи, видимо, в надежде, что я расплачусь и во всём признаюсь. Но ведьмы не плачут, а я требую того, чего, похоже, ни одна ведьма прежде не требовала. Я требую суда. Настоящего суда. С доказательствами. Со свидетелями. Это значит, что люди, которые что-то «говорят», должны будут сказать это открыто, перед всеми. Это значит, я требую суда равных, то есть с присяжными, которые будут такими же простыми людьми, как я. А ещё это значит habeas corpus, премного благодарна. Она встала и взглянула на дверь, которую блокировали пихающие друг друга стражники. Потом повернулась к Роланду и изобразила лёгкий реверанс.