Я написала детектив
Шрифт:
— Оно-то, конечно, так, с девушкой познакомиться я никогда не против, сама знаешь. Но как тебя тогда разыскивать?
— Странно даже. Что же это я тебе понадобилась неожиданно?
— Просто так позвонить уже не могу? Узнать, как дела?
— Просто так ты не звонил года три, если не больше. И в твои планы бескорыстного общения со мной не слишком верится.
— Ты скептически ко мне относишься, Наталья. С чего бы это? Когда-то у нас с тобой чуть не случился роман.
— Никакого «чуть» не было, дорогой.
— Ну так в перспективе…
— Вряд ли.
— Что это ты ни с того ни с сего вычеркиваешь меня из своей жизни?
— Мы будем обсуждать наш несостоявшийся роман?
— Я не против, почему бы нет. О нас с тобой поговорить мне всегда приятно. А ты решила закончить разговор?
— Нет, но я ужасно заинтригована. Хочется знать, к чему бы это: тебя не слышно, не видно несколько лет, вдруг объявляешься, прикидываешься, что тебе нужен какой-то мифический Денис, рассуждаешь о несуществующем романе. Должно быть объяснение твоему нежданному появлению, и мне не терпится узнать подробности.
— Ты стала такой вредной, Наташка! Я тебя не узнаю. Хорошо. Скажу сразу. Ты, естественно, и не подозреваешь, что прошло пять долгих лет с тех пор, как мы окончили такое замечательное заведение, как институт?
— Не может быть! — радостно воскликнула я, мысленно прикидывая, действительно ли прошло столько времени. Даже не верится. — Неужели пять лет?
— Ни копейки меньше. Встретил я на днях Санька и Гитару. Сто лет не виделись, а тут, вообрази такое, столкнулись в метро. Решили, что неплохо было бы собрать всех.
Как же давно я не слышала этих прозвищ! Гитара — Коля Хворов, который так предан своей гитаре, что даже приходил с ней в институт, за что и был прозван соответственно. Санек — это просто Саша Воробьев, помнится, он утверждал, что за помидоры, которые любит больше всего на свете, родину продаст. Но я сильно сомневаюсь, что он совершил бы этот неблаговидный поступок, учитывая то, что я никогда не видела, чтобы он действительно ел помидоры.
— Ну и когда состоится это знаменательное событие?
— Ты-то как к этому относишься, Наталья? Не против?
— Конечно за. Рада буду всех увидеть. Даже тебя, — прибавила я, мстя за его вечные шуточки. — Так когда?
— В следующее воскресенье свободна?
— Абсолютно. Все будут?
— Пузик, Гена и Фокин твердо обещали прийти. Светка Козлова тоже должна. Ксана подвела: переехала и адреса не оставила. Валерка и Данилова, — перечислял Толик, — не могут. Котова с Манькой придут. Эти всегда готовы. Да, — вспомнил он, — еще Говорун припрется.
— Уж он меня мало волнует, — фыркнула я, — может и не приходить. Не знаю, кто как, а лично я не расстроюсь.
Всегда недолюбливала Виталия Смирнова. Еще в институте у нас вечно были с ним трения, взаимные придирки и обмен язвительными репликами. Это и неудивительно.
— До остальных еще не дозвонились, — продолжал Толик, — но постараемся. Санек с Гитарой тоже обзванивают кого могут.
— Говори, где и во сколько.
— В три у меня. Дорогу-то помнишь?
— Недоверие в твоем голосе совершенно излишне, — обиженно фыркнула я, — какие-то странные вопросы, прекрасно помню.
— В таком случае — до воскресенья. Не забудь. А сама-то как?
— Нормально, — засмеялась я на такой давно забыто-знакомый вопрос, — все расскажу тебе при встрече.
«Сама-то как?» — была любимая фраза Толика, таковой и осталась.
— Заметано. При встрече, так при встрече. Ты там как, еще замужем?
— Видишь, как давно ты не появлялся. Уже нет. А ты случайно не женился?
— Что ты, солнце мое, я тебя люблю, мне без тебя плохо. Потом, знаешь, Наталья, на свете слишком много женщин. Я не могу выбрать какую-то одну. Как же другие?
— Боишься, что они обидятся?
— Боюсь, что следующая лучше предыдущей. Отдашь предпочтение одной, потом остаток жизни жалеть будешь.
— Философ.
— Я такой.
— Ладно, свои теории изложишь, когда увидимся. Ждать недолго.
— Эх, не хочешь ты со мной поболтать! Что делать. Счастливо.
Когда вы учитесь вместе, кажется, что так будет всегда: вы окончите институт, будете продолжать встречаться и дружить.
Но происходит почему-то совсем по-другому. Пару раз вы собираетесь вместе, потом перезваниваетесь по телефону. Все реже и реже, пока другая жизнь не затягивает окончательно, и вы перестаете общаться. Это неправильно, но так уж случилось с нами.
И вот теперь, после долгого перерыва, я увижу их снова. Какими стали они теперь?
Напрасно я утверждала, что помню дорогу. Я, конечно, и не была уверена, когда говорила с Толиком, но после скептицизма в его голосе признаваться в этом совсем не хотелось. Хорошо, что адрес у меня сохранился в старой записной книжке, пришлось искать.
Проплутав некоторое время среди замысловатых переулков и дворов, где почти не было прохожих, а попадавшиеся навстречу указывали разное, прямо противоположное направление, я в конце концов добралась до нужного мне дома. Тогда еще я не подозревала: было бы гораздо лучше, если бы у меня возникли неотложные дела или я заблудилась и не смогла попасть на встречу, после которой дальнейшая жизнь моя кардинально изменилась, превратившись в кошмар. Вернее, я сама превратила ее в таковой. Практически добровольно. Почти без принуждения.