Я нашел тебя
Шрифт:
Но раньше поразилась она сама. Обведя взглядом комнату, Гизела вздрогнула и протерла рукой глаза: ей померещилось, что у одной из стен во всем своем великолепии стоит Вилли. Через секунду она поняла, что ничего ей не померещилось. Там действительно стоял он собственной персоной и внимательно наблюдал за ее реакцией на новое обличье комнаты.
— Что вы... до сих пор... делаете здесь? — заикаясь, поинтересовалась девушка. — Вы знаете, который теперь час? — Сердце Гизелы билось так часто и громко, что он не мог не слышать
— Мы с братом уже один раз уходили. Уложив Петера спать, я возвратился. Кстати, кое-что подправил здесь. Я способный ученик и в качестве подмастерья многому научился от брата.
Неожиданно даже для самой себя девушка стала извиняться за свое вчерашнее поведение. По его губам скользнула самодовольная, как ей показалось, улыбка.
— Да, ладно уж! Что было, то было. Кстати, ничего страшного вы не сделали. — Тут он внимательно посмотрел на мишку и с некоторым сомнением в голосе произнес: — У меня не создалось впечатления, что вы все еще играете в куклы. По-моему, для этого вы слишком трезвомыслящая особа.
Гизела, смутившись призналась, что купила игрушку для Петера и добавила:
— Мне показалось, что вы не будете против такого подарка малышу.
— А с чего бы мне быть против? — Вилли поднял медвежонка с пола и усадил его на ступеньку лестницы. — Уверен, что мальчик будет в восторге. — Потом он будничным тоном добавил, что краска, если через некоторое время понадобится мелкий ремонт, осталась и стоит под лестницей. — Кажется, вы хотели меня спросить именно об этом?
— Нет, такой мысли у меня не было. Я думала совсем о другом. — И обреченно добавила: — Мне стало неудобно, что я вовлекла такого явно гениального дизайнера, как ваш брат, в столь пустяковую работу.
— У нас в роду есть традиция: взявшись за работу, выполнять ее только на отлично. И то, что брат сделал, не было бы признано родней за работу какой-то особой сложности.
— Мой отец придерживается той же системы взглядов. И очень уважает талантливых мастеров. Мне просто неловко, что я и вас заставила потратить уйму времени, оторвав тем самым от ребенка.
— Не волнуйтесь, все в порядке, за ним есть кому присмотреть.
— Как ему здесь нравится? — подхватила Гизела новое направление разговора.
— Вполне нравится. А сейчас, надеюсь, он крепко спит. Да и нам пора. Мне, кстати, утром, а оно уже на пороге, предстоит забрать для Петера парное молоко.
Гизела почувствовала, что Вилли по каким-то причинам заторопился. Она была слишком измотана, чтобы анализировать эти причины.
— Может быть, мне через вас передать деньги вашему брату?
Вопрос прозвучал неуверенно. Девушка ощущала, что ее нервная система на пределе. Она, двадцатипятилетняя уравновешенная и трезвомыслящая, постаралась увидеть себя со стороны. Какой позор! Он не может не видеть, как ей хочется его!
Заметив странное выражение ее лица, Вилли участливо
— Я что-нибудь сказал или сделал не так?
— Нет, все в порядке. Мне вдруг показалось, что я где-то потеряла свою сумку. Но потом вспомнила, что она осталась внизу, в прихожей. Выписать вам чек прямо сейчас?
— Чек? — Его лицо вдруг стало сонным и усталым. Глаза скользили вверх и вниз по напряженной фигуре девушки.
— Работа закончена, надо расплатиться, — уточнила Гизела.
— Нет нужды. Считайте это нашим с братом подарком. — В его голосе не было соответствующей такому заявлению доброты.
— Не надо мне такого подарка, тем более что деньги на оплату работы мне не принадлежат.
Отметив, что его лицо хранит какое-то странное для подобного развития разговора выражение, Гизела выругала себя: дура, как же ты могла вообразить, что хочешь отдаться этому грубому, туповатому и упрямому мужлану! Немного помолчав, она спросила:
— Вас что-то тревожит?
— Ничто меня не тревожит. Более того, помогая брату в работе, я отвлекался от грустных мыслей. Что ж, за это еще и деньги брать?
У Гизелы имелись все основания не поверить этому заявлению. Вилли не был похож на человека, которому удалось отогнать тревожные или печальные мысли. Чувствовалось, что его что-то гнетет. Что-то глубоко спрятанное от других, какая-то тайна. Неожиданно при этой мысли на душе у девушки тоже стало грустно.
— Почему вы не хотите взять честно заработанные деньги и на свою долю купить Петеру... ну, скажем, новые туфли?
— Давайте прекратим дискуссию! Я сказал, что не возьму у вас денег, и не возьму.
— Вы сказали, вы сказали... А мне-то зачем ваша благотворительность?
— С чего вы вбили себе в голову, что это благотворительность? Это, скорее, эгоизм.
Они стояли лицом к лицу, правда, фигурально, потому что ее лицо было на уровне его мощной груди. Гизела от этой близости мужчины, которого она хотела так, как никогда никого и ничего, потеряла способность понимать, что с ней происходит. Ее бросало то в озноб, что в жар. Она подняла глаза, встретила его взгляд и чуть не потеряла сознание. В этих серых бездонных озерах сейчас была только ненависть. За что он может так меня ненавидеть? — пронеслось у нее в голове.
И опять он прочел ее мысли.
— Хотите знать, кто я на самом деле и что чувствую в вашем присутствии? Сказать вам правду? Всю правду? — Голос Вилли сел на две октавы и звучал низко и хрипло, как треснувший старинный колокол.
Гизела не рискнула ответить, да, впрочем, она и не смогла бы вымолвить ни слова. Он сжимал ее плечи довольно ощутимо, пожалуй, даже больно, но убери он сейчас руки, и она осела бы на пол. Ноги не держали девушку...
Донесшийся из гостиной телефонный звонок вывел ее из состояния нереальности. Девушка рванулась из мужских рук.