Я навсегда тобою ранен...
Шрифт:
– А ты у кого спрашиваешь? – не понял парень.
– У тебя, работничек! Ты же видел, как они уходили. Чехол не спрячешь...
Парень на минутку задумался и обескураженно развел руками.
– Ну прости... На них много чего было развешено. А карабин небольшой – в приличный рюкзак запихать можно... Да чего ты мне мозги пудришь, командир? Домик-то обыскал, поди? Нет тут карабина?
– Нет, – поморщился я. – Ладно, Вардан, спасибо за информацию. Можешь идти.
Парень ушел, бормоча под нос, что может идти куда хочет, поскольку живет в демократической стране и обладает целым ворохом прав и свобод. А у меня что-то сердце растревожилось. Я вновь осмотрел домик. Вышел на крыльцо, прощупал половицы. Спустился на землю, отодрал
Но что-то пощипывало. Слоняясь по базе, я наткнулся на мусорный контейнер, стыдливо укрытый рифленой жестью – единственный мусоросборник на всю округу. Пройти мимо такого кладезя я не мог. Забрался внутрь и стал ковыряться куском каленой проволоки. Ворошил, зажав нос, бытовой мусор – протухшую селедку, банки, бутылки, рваные штаны, обертки, упаковки, использованные батарейки. Чертовски увлекательное занятие. Скажи мне, что представляет собой твой мусор – и я скажу, кто ты...
Внимание привлекла сложенная вчетверо потрепанная бумага. Судя по фактуре, не лист из ученической тетрадки, не газета, не ватман. Желтовато-серая бумага, вроде тех, что пылятся в архивах. Старые газеты, документы, карты...
Собственно, это и была топографическая карта. Вернее, огрызок карты, оторванный от пространной и подробной. Испещрен чернильными значками – ровесниками века, краска от времени отслаивалась. Представленный огрызок, видимо, был частью старой геологической карты, из которой удобства ради выдрали клочок, отражающий местность севернее Рыдалова. Отмечены возвышенности, высоты в цифрах, леса, узкие змейки Уштыма и Ашлымбаша, впадающие в них речушки, даже ручейки. Не было только базы «Белые зори», что подчеркивало почтенный возраст карты. Зато имелась «историческая» Федорина горка, мыс Бараний рог на Уштыме, Оленья сопка на западе – господствующая высота в глуши Рыдаловского района: остро заточенный карлинг, отшлифованный лавинами и ледниками...
Волнение нарастало. Я сел на корточки, разложил на коленке огрызок. Хозяину он уже не требовался, вот и выбросил. Но зачем обычному туристу старая геологическая карта? Нет, возможно всякое, но все-таки...
Исходя из дистанции между северным мостом через Уштым и Бараньим рогом, в сантиметре карты умещался километр местности. Я установил указательный палец на зеленый участок (где-то тут турбаза) и повел на север по течению Ашлымбаша. Река текла затейливой змейкой. Топонимов не так уж много – Алдайский бор, Кирьянова падь, Лохматая сопка... Зеленые тона сменялись светло-бежевыми, последние густели, снова появлялись зеленые пятна. Ни одного населенного пункта. В пятнадцати верстах от базы начиналось что-то мглистое и непостижимое. Ни одного обозначения. Да еще обтрюханный перегиб карты, съевший значительную часть местности... Далее начинались отроги Алымшанского кряжа, фрагменты которого в ясную погоду можно наблюдать из Рыдалова. Пространство обманчиво – то, что кажется рядом, находится на расстоянии двухдневного перехода. Последний топоним: ущелье Зеленого Дьявола – мороз по коже от таких названий... Ни разу не слышал о данном феномене, но, судя по карте, глубокий разлом, по дну которого протекает безымянная речушка, впадающая с запада в Ашлымбаш. Километров двадцать – двадцать два от того места, где я сейчас находился. Именно по этому разлому кто-то провел грязным пальцем...
Сомневаюсь, что дактилоскопия смогла бы выявить отпечаток. Но я аккуратно сложил карту, убрал в боковой карман. Возвращаться в город с сомнительным трофеем было как-то несолидно. Да и что мне там делать? Принимать извинения от раскаявшегося
Я задумался. Хотя чего тут думать, прыгать надо...
– Постой, не спи, – сказал я, вламываясь в каморку охранника. Вардан уже вытянул ноги и сладко захрапел, зарывшись носом в подушку без наволочки. Отмахнулся – пришлось за ухо вытряхивать его из кровати.
– Ты что творишь, изувер? – захрипел парень, хватаясь за пострадавший орган.
– Теперь ты Чебурашка, – ухмыльнулся я. – Не трусь, товарищ, ухо – всего лишь упругий хрящ. Признавайся, что у нас на складе? Теплая одежда, брезент, сапоги, фонарь, рюкзак, пожрать чего-нибудь...
– Куда это ты собрался? – испугался охранник.
– Не твоя забота. Выдашь и спи. Расписку напишу. Да не трусь, останемся друзьями. Будем дружить народами...
Глава восьмая
Через час я вышел с базы, остановился у бетонного ограждения над пропастью, проверил прочность амуниции, надежность крепления рюкзака, пошевелил пальцами в кирзовых сапогах. Борьба с сомнением проходила успешно. Я вынул телефон, чтобы позвонить Веньке – объяснить, куда и зачем... и не смог позвонить – очень вовремя села батарейка. Она всегда садится очень вовремя. Возвращаться в домик администратора и звонить с местного не хотелось: двести метров – тоже расстояние. Да и плохая примета – возвращаться. Ладно, не беда, Венька знает, что я сегодня на базе...
Прежде чем отправиться на север, я закурил, перегнулся через ограждение. Ашлымбаш гнал с верховьев мутные воды, переворачивал пласты, бился о камни. Вода была мутной, насыщенной илом, глиной с размытых берегов, растительными останками. В крохотной заводи произрастали чахоточные кустики. Выделялся каменный остров посреди реки – мощная масса обтекала его, бурлила, выбрасывая пену.
Я отправился по тропе, повторяющей траекторию реки. Слева возвышался сосновый лес, разбавленный каменными островками – горные породы прорывались на поверхность. Справа – поток, перед глазами – тропа в скальном грунте, отклонение от которой сулило крупные неприятности...
За час я одолел километра полтора, вспотел, пережил несколько неприятных секунд, когда запнулся о торчащий из трещины корень и чуть не сделал кувырок в бездну. Река впадала в меандры каждые сто метров – не русло, а сплошные знаки бесконечности. Я курил, сидя на шершавой глыбе. За спиной осталась песчаная отмель посреди реки. Напротив – кучка пестрых окатышей. Пенилась вода, создавая вокруг камней витиеватую пентаграмму. Правый берег представлял сплошные обрывы, разломы, грудились известковые глыбы. Бурые ели гнездились у кромки пропасти – хвои на макушках почти не было, торчали куцые стволы с обломками ветвей. Приметы древних землетрясений – повсюду. Глыбы можно было руками выворачивать из обрыва...
Мелькнуло животное с серебристой шкуркой, похожее на крупного барсука. Перебежало открытый участок, зарылось в камни, виляя толстой задницей...
Я прошел еще метров триста и понял, почему эти места так ценят экстремалы. Земля раздвинулась, образовав бездонную трещину в пару локтей шириной. Я осторожно глянул вниз – сплошная неизведанность... Перепрыгнул, отправился дальше, наблюдая, как меняется форма обрыва: теперь он был буквально исполосован трещинами!
Хуже некуда – в одиночку предпринимать подобные вылазки. Но я упрямо шел, стараясь ни о чем не думать. Опасный участок остался за спиной, тропа полого забирала вниз, врезаясь в нагромождение скал. Теперь опасность представляли остроконечные выступы в стенах на уровне головы. Крутой подъем, и снова под ногами бесновалась река, а справа высился лес... Образовалось русло пересохшего ручья, вполне пригодное для спуска к реке. Я допил остатки воды, прицепил фляжку на пояс, спустился к берегу. Влез на плиту, зависшую над потоком, перегнулся, спугнув стайку форели, наполнил фляжку. Пару минут сидел неподвижно, наблюдая за безлюдными берегами...