Я не центр Вселенной
Шрифт:
Не повтори ту же ошибку. «Погибели предшествует гордость, и падению — надменность» (Пр. 16:18). Для
чего Бог дал тебе успех на выбранном поприще? Чтобы комфортно жить? Чтобы выйти на пенсию? Чтобы можно
было уважать самого себя? Нет. Все это может прилагаться в качестве премии, но не в этом причина. Все это —
для Господа. Ты не сам сделал себя преуспевающим. В центре наших достижений — опять Бог. Его настоящая и
будущая слава.
ГЛАВА 14
ВОСХОДЯЩИЙ
«Вам нравятся еврейские писатели?»
Автор вопроса сидел в кресле через проход. Мое место было у иллюминатора. А значит, я мог видеть
взлетную полосу. Команда техников возилась под крылом железной птицы. Они работали, а я читал. Читал
Библию. И в этот момент услышал вопрос раввина.
«Вам нравятся еврейские авторы?»
По блеску в глазах я понял, что он был доволен собственной формулировкой. Даже борода, закрывавшая
шею, не смогла скрыть улыбки. Я заметил его еще раньше, перед посадкой. Кисточки, торчащие из-под одежды, пришпиленная к волосам кипа. Подумал, что, скорее всего, довольно неразговорчивый, набожный тип.
Набожный? Да. Но неразговорчивый? Поболтать он любил. Особенно о Торе. Я оказался на уроке. «В
религиозных церемониях и в законах Моисея скрыты образы Бога, — объяснял он. — Кто же может принести
жертву и не рыдать о Божьей благодати? Кто, читая о слугах, выкупающих своих родственников, не задумается
о Боге, искупающем нас? А кто, читая третью заповедь, не вспомнит о нашем предназначении жить для Божьей
славы?»
Я отпросился на перемену, открыл Исход и прочитал третью заповедь: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно» (Исх. 20:7). Моя озадаченная физиономия требовала объяснений.
«Не думайте о языке, думайте об образе жизни, — продолжил он свою лекцию. — Эта заповедь как бы
призывает нас вознести имя Бога, Его доброе имя, до недостижимых высот. Мы существуем лишь для того, чтобы воздавать славу Его имени. Я могу показать это наглядно».
Техники закончили возиться под крылом. Самолет разогнался и уже набирал высоту.
Не на шутку разогнался и мой раввин. Я записывал. Он живописал мне какой-то нью-йоркский небоскреб.
В том здании все работают на главу совета директоров, чей кабинет находится на верхнем этаже. Большинство
клерков его даже никогда не видели, но все знают его дочь. Она тоже работает в этом здании и использует
семейное положение в личных целях.
Однажды она подходит к Берту, охраннику, и говорит: «Что-то я проголодалась, Берт. Сбегай-ка вниз, купи
мне хот-дог».
Просьба ставит Берта в затруднительное положение. Он на посту. Уйти, значит, оставить здание без
охраны. Но дочь босса настаивает: «Ну давай же, Берт, поторапливайся».
Какой у парня выбор? Решив отправиться
«Если дочь такая крутая, то уж про отца что думать?»
Но это лишь начало. Жуя свою сосиску, дочка босса натыкается на секретаршу с кучей бумаг в руках.
— Куда вы все это тащите?
— Я должна их разложить по папкам для дневного совещания.
— Забудьте о совещании. Пойдите-ка лучше в мой кабинет и пропылесосьте ковер.
— Но мне сказали...
— А я вам говорю другое!
У девушки нет выбора. В конце концов, это же дочь ее начальника. Хотя она и сомневается в здравости
такого распоряжения руководства.
Дальше дочка продолжает в том же духе. Чего-то требует, перекраивает расписание, но ни разу не
упоминает имя папочки. Она никогда не начинает свои речи со слов «Отец сказал, что...»
В этом нет нужды. Она ведь дочь своего отца. А разве дети не могут говорить от имени родителей?
Поэтому Берт оставляет свой пост. Секретарша не выполняет поставленную перед ней задачу. Один за другим
сотрудники начинают сомневаться во вменяемости человека, сидящего на самом верху. «Знает ли он, что здесь
происходит?» — удивляются они.
В этом месте раввин сделал паузу. Мы оба почувствовали, как самолет начал снижение. Время до
окончания полета оставалось немного, но я уловил его мысль: дочка бесчестит имя отца. Не грубыми речами, а
своим поведением. Еще немного, и весь небоскреб начнет сомневаться в способности директора управлять
компанией.
Но, оказывается, мой собеседник еще не закончил. Он разгладил бороденку и вздернул брови. «А если бы
дочка вела себя иначе?» — заявил он и продолжил историю.
Вместо того чтобы требовать хот-дог от Берта, она могла бы сама принести ему хот-дог. «Я думала
сегодня о вас.
Вы так рано приходите. У вас хоть время перекусить-то есть?» И вручает ему свой подарок.
По дороге к лифту она сталкивается с девушкой, несущей кипу бумаг. «Ой, простите! Может, вам помочь?»
— предлагает дочка. Секретарша улыбается, и вот они уже вдвоем тащат стопки документов к залу заседаний.
И так постепенно дочь босса завоевывает расположение людей. Интересуется их семьями, предлагает
попить вместе кофе. Новички чувствуют себя желанными, а старожилы — по достоинству оцененными.
Благодаря ее заботе и доброте целая корпорация становится счастливее.
Она даже не упоминает имени отца. Никогда не говорит: «Мой отец считает, что...» В этом нет нужды. Она
ведь его дочь! Разве она не может сама говорить от его имени? Выражать желания его сердца? Когда она
говорит, само собой разумеется, что говорит он. А раз подчиненные высоко ценят ее, то они соответственно