Я не отдам тебе ребенка, дракон!
Шрифт:
Арман снова сменил ипостась и, распахнув заднюю дверцу, всунулся в салон, оглядел меня с ног до головы и ощупал.
— Что-то болит? Не стукнулась? Елена! Елена, ответь мне!
Я заторможенно моргнула, возвращаясь к действительности. Малыш неуверенно толкнулся в животе, точно пытался сообщить: «Мама, папа, все в порядке. А что это было?»
— В-все хорошо, — пробормотала я, слегка заикаясь.
На переднем сиденье заворочалась Олеся, скинула ремень безопасности, пошатываясь, выбралась из машины и не оборачиваясь
— Олеся! Олеся, стой! — Я начала выкарабкиваться следом за подругой, но не так-то просто это сделать с пузом. — Арман, догони ее!
Догонять не пришлось. Олеся сделала еще несколько спотыкающихся шагов, а потом развернулась и двинулась назад. Губы подруги тряслись, но зато лицо перестало напоминать застывшую маску.
Арман помог ей сесть на водительское сиденье, каким-то образом — хотя понятно каким, по запаху! — отыскал в рюкзаке, брошенном на пол, термос с кофе. Плеснул в крышку горячий напиток и протянул Олесе, а мне налил в пластиковый стаканчик, обнаружившийся в бардачке.
— Лена, мы умерли, да? — Первое, что спросила Олеська, когда смогла говорить.
— Нет, нет! Нет, что ты! Мы живы! Все хорошо. Просто Арман — дракон… Так уж получилось.
Да, отличное объяснение! Сразу должно успокоить сбитую с толку, перепуганную подругу!
— Арман — дракон, — медленно повторила она, — Понятно. Что же тут непонятного.
В классике советских фильмов — «Иван Васильевич меняет профессию» — управдом Ульяна Андреевна таким же оптимистичным тоном подбадривала мужа, закутанного в смирительную рубашку: «И тебя вылечат! И меня вылечат!»
Я потянулась и взяла подругу за ледяную руку.
— Олесь, правда. Он дракон из другого мира. Мы тебе сейчас все расскажем!
— Дракон. — Олеся хихикнула. — А я-то решила было, что ангел смерти — с такими-то черными крыльями.
— Олеся… — хрипло прошептала я: меня пугало ее хихиканье.
Но подруга потерла висок, влила в себя кофе, тряхнула головой и кивнула:
— Все. Я готова. Рассказывайте.
История, которую Олеся знала в другой интерпретации, заиграла новыми красками. Теперь я могла говорить открыто, и Арман, откупившийся от гарпий собственными пальцами, а потом с риском для жизни вернувший меня в мой мир, перестал выглядеть таким уж «арбузером».
Олеся покосилась на руку Армана, обтянутую перчаткой.
— Офигеть… — выдохнула подруга. — Это просто… офигеть. Не видела бы собственными глазами — не поверила бы.
И неожиданно добавила:
— А Колобочку там у тебя внутри не тесно?
— Не, он родится как обычный ребенок, и выглядеть будет так же. Мальчик как мальчик. Не переживай! Он не выпрыгнет из меня, как Чужой.
— Хорошо. Это хорошо. Фух, Лена… Мне надо все это переварить…
— Пусти меня за руль, я поведу, — сказал Арман. — Думаю, машина дотянет. Она не
Олеся осмотрелась, свежим взглядом подмечая причиненный ущерб: выбитое стекло, помятая крыша, наверняка и подвеска повреждена, и бампер.
— И как я это в страховой объясню? — вздохнула подруга.
Пререкаться с Арманом по поводу того, кто дальше поведет машину, не стала, уступила ему место за рулем. Главное, что «Ниссан» остался на ходу, а значит, худо-бедно мы должны дотащиться до Засечного. Маме, конечно, ничего не расскажу, хватит с нее нервных потрясений в лице внезапно нарисовавшегося отца ее будущего внука.
Арман припарковал побитого «жука» у нашего с Олесей дома. Сидящие на лавочках соседки, которые, казалось, не постарели ни на один день с тех пор, как мы с Олесей учились в старших классах, — словно законсервировались в одном возрасте — синхронно запричитали:
— Ох-ох, Лесечка, ты в аварию попала? Тебя кто-то подрезал? Вот уроды, водить не умеют!
И тут же, едва мне стоило, опираясь на руку Армана, выкатиться из салона, переключились на мой живот:
— Ах-ах, Леночка! Ждешь прибавления! Неужели замуж вышла, а мама твоя и не рассказывала!
— Вышла! — рыкнул на них Арман, отчего все кумушки втянули головы в плечи и притихли.
— А-а, — отважно пискнула щупленькая баба Маня. — Это вы и есть — муж?
— Это я и есть! Муж!
Олеся сбегала в квартиру за клеенчатой скатертью в мелкий цветочек и скотчем, и мы кое-как залепили дыру на месте заднего стекла. Как говорится, если скотч не помогает — просто нужно больше скотча!
— Мы присмотрим, деточка, — очнулись старушки, а баба Маня добавила ласково:
— Если кто сунется — руки оборвем.
Олеся отправилась к себе, пообещав заскочить в гости вечерком, чтобы поздороваться с «тетей Людой», а я повела Армана к себе — знакомить с мамой.
Сколько раз я стояла перед старенькой, обитой рейками дверью, стучала и ждала, когда мама откроет? Стояла, вернувшись из школы, когда тяжелый рюкзак оттягивал плечи, или с прогулки, когда на шерстяных варежках гроздьями висли снежные комочки. Иногда — сбив колени в кровь, после неудачного падения с велосипеда. Но я не плакала, держалась, знала, что мама обнимет меня крепко-крепко, пожалеет — и ссадины больше не будут болеть.
Я постучала и, как сотни раз до этого, услышала знакомые шаги, щелчок замка — он всегда издавал тихий треск открываясь, — и мама распахнула дверь.
Подхваченный сквозняком аромат выпечки вылетел нам навстречу и защекотал нос. У нас дома всегда пахло сладкими булочками, ванилью, корицей и вареньем. Такой родной запах! Сразу нахлынули воспоминания детства, когда казалось, что сладкого, посыпанного орехами кренделька или ватрушки с творогом вполне хватит, чтобы разогнать все беды и печали этого мира.