Я (не) прощу тебя. Измена мужа
Шрифт:
– Да, – отвечаю и замолкаю, потому что звук сирен становится таким оглушающим, что хочется заткнуть уши.
Тут же набираю Игнату. С замершим от тревоги сердцем, слушаю длинные гудки и, как только сеть сбрасывает вызов, я, поддаваясь порыву, срываюсь с места и спешным шагом направляюсь в ту сторону, откуда слышны звуки. Сердце выворачивается наизнанку, когда вдруг понимаю, что с Игнатом могло что-то произойти. Но не о нем беспокоится мое сердце, а о Кире, которая должна была приехать с ним.
– Ксения. Михайловна! Постойте! Куда вы?
Но я только прибавляю
Сирены не замолкают. Я с каждым шагом слышу их все громче и громче. И да, теперь сомнения нет. Сирены скорой помощи воют со стороны проезжей части, которая разделяет больницу и реабилитационный центр.
До цели остается совсем немного. Небольшой сквер. Несколько минут ходьбы, и я уже буду на месте, но неожиданно чья-то крепкая рука ложиться мне на плечо. Тормозит меня.
– Ксения Михайловна, что-то случилось? – серьезным, требовательным тоном интересуется Семен.
– Не знаю, – пожимаю плечами, а у самой горло от страха перехватило.
Передергиваю плечами. Пытаясь сбросить руку мужчины, но он не отпускает, продолжает крепко держать.
– Нет, – качаю головой и тут же жалею об этом, так как позвоночник простреливает острая боль, концентрируется в копчике. – Не останавливайте меня, Семен.
Бормочу тихо, стараясь прогнать подступившую к горлу тошноту.
– Тогда, давайте пойдем вместе. Не спешите. Вам рано так активничать.
Закрываю глаза. И сразу открываю, так как с закрытыми глазами меня сразу повело.
– Хорошо. Только. Давайте быстрее, Семен.
Мужчина предлагает мне свою руку. Не отказываюсь, потому что реально оцениваю свои возможности и понимаю, что помощь мне сейчас действительно нужна.
Мы, торопливо шагая, выходим на дорогу к пешеходному переходу, через несколько минут.
Боже! Закрываю рот, когда вижу масштаб трагедии, развернувшейся передо мной.
– Кира! Кира! – кричу и кидаюсь к машине мужа, где с пассажирской стороны стоит женщина и пытается успокоить дочку.
– Мама! – слышу громкое, протяжное.
Я бегу, спотыкаюсь. Боль волнами растекается по телу. Но я не останавливаюсь ни на мгновение.
– Мама! – кричит Кира, заливаясь рыданиями.
Я подбегаю к автомобилю, отталкиваю женщину и обнимаю дочь, которая сидит в своем кресле, пристегнутая ремнем безопасности.
– Женщина, вы – мать?
И одновременно с ней сквозь слезы говорит дочка:
– Мама! Нашего папу сбил дядя! Наш папа умрет?!
– Дядя?! – проговариваю еще раз слова, сказанные дочкой.
Я так разнервничалась, что до меня не сразу доходит то, что рядом с Кирой нет Игната. Поворачиваюсь полубоком, смотрю назад и только замечаю, как толпа медиков группами склонилась над разбросанными телами по асфальту. Тошнотворный ком поднимается откуда-то из желудка. Боже мой!
Волосы на затылке поднимаются дыбом, и по телу рассыпается крупными мурашками страх.
– Женщина. Вы как? – до моей руки дотрагивается женщина.
– Я нормально. Там мой муж. Что с ним? – осведомилась сдавленным тоном.
– Я точно не знаю. Я сразу к вашей девочке пришла. Если с вами все хорошо, то я пойду.
– Идите, конечно, – бросаю коротко, и женщина торопливой походкой направляется в сторону аварии, но не к Игнату, а в противоположном от мужа направлении. Провожаю ее взглядом. – Господи!
Вырывается, когда вижу совсем маленького ребенка. Он лежит на обочине. Немного дальше лежит девушка. Она, как и Игнат, в крови. С вывернутыми конечностями.
От этой картины мне становится по-настоящему плохо. В глазах темнеет. В голове нарастает шум.
– Мама! Мама! – затрепыхалась подо мной Кира, встрепенувшись, поднялась. Оказывается, я начала проваливаться в обморок и, оседая, завалилась на дочь.
– Кира, прости, прости, – зашептала пересохшими губами.
Мне нужно было сделать хотя бы глоточек воды. Малюсенький. Чтобы не задохнуться, чтобы прогнать накатывающий ужас всего, что я вижу перед собой.
– Кира. Солнышко. У тебя водичка есть? – шепчу хрипло, по-другому не выходит, царапая сухим голосом нёбо.
– Не знаю, мама, – пожимает дочка плечами, а сама глаз не сводит с отца.
– Кира, – отстегиваю ремень безопасности, – пойдем… Иди сюда.
Я ее тяну за собой из машины. Поднять не могу, опасно. Но дочка сопротивляется.
– А папа? Я без папы не хочу, – плаксиво отвечает дочь.
– Папа, – сглатываю ком страха, – давай ты посидишь на заднем сиденье, а я схожу узнаю, как он.
Дочка задумывается на пару секунд, а потом соглашается.
Открываю заднюю дверь. Огромный букет нежных роз и большая корзина фруктов выглядят, как насмешка. Прелестный запах, исходящий от цветов, словно острый кинжал, пронзает сердце. Беру букет и откидываю его на соседнее место. Фрукты оставляю на прежнем месте. Кире они не помешают. Мельком замечаю, что в корзине лежат только те фрукты, которые я люблю. В горле встает ком, а в носу щиплет соленая влага. Игнат явно хотел произвести впечатление. Сделать мне приятно. Невзирая на то, что я ему объяснила сразу, что простить я его не смогу, как бы он ни старался и чтобы он ни делал.
Но Игнат мог быть настойчивым – этого у него не отнять. И, что уж греха таить, как и любой женщине, мне было приятно, что обо мне заботятся. Пусть даже такой непутевый муж.
В кармане за спинкой переднего сиденья нахожу бутылочку с водой. Отпиваю добрую половину.
– Зайка. Ты сидишь здесь. Хорошо, – стараюсь говорить строго. – А я пойду спрошу про папу.
– Мама, я боюсь! – хнычет дочка.
– Солнышко, ничего не бойся. Вот. Возьми телефон, – сую Кире телефон и тут же набираю номер матери. – Поговори с бабушкой. Хорошо?!