Я не сулю тебе рая
Шрифт:
Никто, по-видимому, не заметил, что произошло. Или крановщик растерялся. Мало ли что случается в жизни.
Я крикнул:
— Эй, вы там!
Вижу, не перекричать мне комбинатского грохота. Бросился на лестницу, она была ввинчена в обшивку башни.
Поднимаюсь и ору, точно очумелый. А секунды бегут, это я осознаю отчетливо.
— Ого-го! Эй, вы там!
Там, наверху, замешательство. Они услышали меня. И ребята из «Союзтехмонтажа» показали, на что они способны: свисая головами вниз, рискуя сорваться, двое монтажников ловко подхватили конец троса, обмотали его вокруг мачты и крепко-накрепко стянули панель сжимом.
На другой день, когда я пришел на вахту, только и разговоров: какой-то безвестный
— Если не премия, то слава, — добавляли другие.
Я, естественно, помалкивал. Ну что я сделал? Даже за конец троса не подержался. Какой же подвиг в том, что я кричал?
Представляю себе такую сценку с Айбикой.
— Ну, рассказывай, герой, чем ты прославился?
— Кричал. Да по лесенке на уровень четвертого этажа взобрался…
— Только и всего?
— Только и всего…
Честное слово, на смех поднимет. Не нужна мне такая слава.
Между тем обо мне никто и не думает. Никому в голову не приходит, что Хайдар Аюдаров предотвратил аварию.
Я втихомолку посмеиваюсь: пусть и Задняя Улица, и Прохор Прохорович, и другие продолжают считать, что я так себе человечек. Они не знают, что с недавнего времени меня точно подменили.
Но что со мною? Никогда, поверьте, я не чувствовал себя вот таким, чуточку повзрослевшим.
Неужели я стал серьезней оттого, что увидел, как умер Доминчес? Возможно, именно в ту самую минуту, когда я во все глаза смотрел на почерневшие губы Доминчеса, я сказал самому себе: «Довольно, парень, чертоломить в жизни. Пора взяться за ум».
Или же, войдя в бригаду слесарей, я по-утратил наигранный цинизм и ощутил запоздалый стыд перед людьми?
Что с тобою, Хайдар? Может быть, всему причиной Айбика? Откуда она, такая хрупкая на вид, берет силу, чтобы помочь человеку стать другим?
Все-таки сложное создание человек. Честное слово!
Влюбленному положено читать стихи, хотя бы стихи в прозе. И я читаю:
«Дорога пыльная. Дорога дальняя. И трудная. По ней идет маленький человечек. Я не знаю точно, сколько ему лет. Может быть, десять, а может, и все двенадцать.
Мальчишка как мальчишка. Веснушки рассыпаны по всему лицу. Торчат непослушные вихры. Пятки чуть грязнее, чем положено конопатому в его возрасте.
Разумеется, я уважаю такого босоногого открывателя. Он в самом начале своего пути и совсем недавно вскинул на плечо тяжелый узелок. Пока он ничего не успел совершить, пока ничем не мог порадовать людей, у него все впереди.
А впереди — там, где синеют горизонты, где дымят трубы, где ворчат тракторы, — жизнь. Маленький человечек пока не знает, что его ждет в той дали.
Другой, возможно, стал бы убаюкивать босоногого открывателя сказками, обещать ему золотые горы. Я хочу быть честным перед этим вихрастым мальчуганом. Я не сулю ему рая. Ведь не каждый короткий путь — самый близкий. Печали, как и радости, могут быть долгими.
Однако в этом еще ничего не смыслит человечек. Он бездумно шагает вперед, к своему будущему. Он, веснушчатый брат, подбадривает себя только песенкой и озорным свистом.
Я говорю:
— Здравствуй, неунывающее племя!
У нас будет мужской разговор.
Шагаешь? Шагай, браток! Если хочешь, мы пойдем рядом. Ты да я.
Я ведь знаю: беседа сокращает путь. А мысли летят быстрее
Я расскажу тебе все, что знаю о людях, о дорогах, о жизни… Верный спутник — это половина пройденного пути. Ты, мой мальчик, смело можешь положиться на меня. Если ты устанешь, я не брошу тебя в беде. Мы вместе будем встречать опасности, выдержим любой натиск — я кое-что понимаю в этом деле. Не-даром за мною восемнадцать лет пути! Если будет нужно, я отыщу в своей памяти добрые слова, вселяющие надежду и веру и закаляющие волю. Они помогут тебе высоко нести голову. Тайну доброго слова раскрыли мне удивительные люди: моя мама, Искандер Амантаев — есть такой человек на этом свете — и одна девушка с бездонными глазами.
Выше голову, мальчик!
Пусть километры пробегают под нашими ногами. Пусть хребты гор и орлы завидуют нам. Пусть мечта сияет как солнце».
39
— Я переезжаю, Искандер Амантаевич, — сказал я, втискивая в чемодан свои пожитки. — В общежитии уголок выделили. Спасибо вам за приют и ласку. Не поминайте лихом.
Он, конечно, удивился. Даже очень. И не знаю, чему больше: тому ли, что я столь внезапно решил переехать, или тому, что заговорил с ним на «вы».
— И обязательно так спешно?
— Не обязательно, но желательно.
Не могу же я ему объяснить, что со мною происходит что-то очень важное.
— Ну что же. В твоем возрасте не предпринимают ничего без предварительного и тщательного обдумывания, — проговорил он. — Сам понимаешь, я тебя не гоню. И на будущее время эти двери для тебя открыты. Твой диван тоже никто не займет…
Наверное, мужчинам так и положено прощаться: без лишних слов и воздыханий.
Но в самый последний момент я чуть не позволил себе одну сентиментальность. На правой щеке Амантаева, чуть ниже уха, выделялся шрам. След немецкой пули: белый молочный след на смуглой коже. Не знаю отчего, но мне вдруг отчаянно захотелось дотронуться до этого рубца пальцами.
Я, конечно, не сделал этого. Но про себя сказал: «Мальчишки, питайте уважение к солдатским шрамам!»
Вещи уложены, пора протянуть руку на прощание, сказать: «До свидания!» И тихо закрыть за собою дверь холостяцкой квартиры. Но я не спешу. Я усердно пытаюсь запереть чемодан, делая вид, что мне это не удается. Не хочется уходить.
— До свидания, товарищ Амантаев…
— Иди, друг, иди!
Новая моя обитель почти рядом, через четыре дома, в тридцать восьмом квартале. Что уж тут скрывать, по моей просьбе Валентин пустил меня к себе в комнату. Кто-то выехал.
Комендант, однорукий человек, указал мне койку у окна, третью по счету.
— Кто раньше занимал эту койку?
— Сменщик Доминчеса. Сейчас он на курсах.
Вот где еще встретились. Опять на моем пути, друг Доминчес.
— Устраивайся, чего растерялся, — проговорил комендант, собираясь уходить. — Порядочек у нас строгий: самообслуживание. За разбитый инвентарь платим своими денежками. Гостей держим до отбоя, потом выпроваживаем. Еще что? Да. Кипяток к твоим услугам, титан работает круглые сутки.
Пока я устраивался, размещая свое имущество по шкафам и тумбочкам, в комнату вошел невысокого роста парень, голый до пояса. Наверное, после обтирания.
— Новенький? Как звать-величать?
— Хайдар.
— Меня можешь называть Садыком.
Природа не пожалела на него рыжей краски, даже из ушей торчали огненно-желтые волосинки.
— У того парня подушка была с оранжевой наволочкой, — пояснил Садык. — Ты можешь выбирать любой другой цвет.
Только теперь я обратил внимание на подушки: у всех наволочки разные. У Валентина белая, у Садыка черная…