Я не умру
Шрифт:
Упершись здоровой рукой о мраморную плиту, Мора села. Мир покачнулся, но затем вернулся в норму.
– Вам еще рано покидать свою комнату, - сказал Безымянный Король.
– Я должна ходить. Иначе свихнусь с ума. Вы не представляете, как невыносимо постоянно лежать в кровати и слушать причитания старика!
На лице богочеловека появилась скупая улыбка. Грустная улыбка - словно он знал чего-то страшное. Мора вспомнила, что сегодня лекарь рассказывал про поражение воинов Его Величества.
– Вы, наверное, очень заняты, - сказала она,
– Да. Но найду немного времени для молодой и красивой девушки.
– Простите, что подслушивала.
– Её голос звучал хрипло.
– Просто пообещайте впредь так не делать.
– Обещаю...
Безымянный Король помог ей подняться. Очутившись в могучих объятиях, Мора на миг прижалась к широкой и твердой как гранитный лист груди, по телу прошла сладкая волна. Испуганно засмеявшись, она высвободилась и оперлась о трость.
– Простите, - сказал богочеловек, смутившись.
– Всё хорошо. Мне было... приятно.
Мора застыла. Только сейчас она поняла, что все это время нарушала предписание тхатха и смотрела правителю в глаза. Но он, похоже, вовсе не заметил этого и по-прежнему грустно улыбался. Ей захотелось еще прижаться к нему. То мимолетное прикосновение вызвало в её теле сладостную дрожь.
– Я не могу оставить вас без присмотра, - сказал Безымянный Король.
– Мы должны найти лекаря.
Мора послушно склонила голову и кивнула.
– Хорошо, Ваше Высочество.
Так они и стояли некоторое время, посматривая друг на друга. Богочеловек не казался ни высокомерным, ни грубым, ни злым.
– Я пойду первым, - вымолвил он.
– Если быстро не найдем лекаря, то собственнолично выпорю его!
И оба засмеялись.
Глава одиннадцатая. Тиберий
Ледяная пустыня
Тиберий вздрогнул от неожиданности. Звон мечей донесся из-за спины и показался оглушительно громким среди снежной пустыни. От этого звука все внутренности сжались и похолодели. Гигант Сертор, обрубив веревку, обвязанную вокруг торса, дрался как демон, гладиус сверкал, высекая искры. Его противнику приходилось уходить от рубящих ударов и отступать все дальше и дальше от вереницы саней.
– Прекратить!
– закричал Немерий.
От слов командира гигант усилил напор: короткий меч превратился в стальной вихрь, обрушивающийся на горгонион солдата. Теперь весь мир для двух воинов сузился до жалкого клочка запорошенной земли, на которой они сражались. Бросив свою маску на снег, Сертор заорал и с еще большей силой принялся махать гладиусом. От взгляда Тиберия не ушло, как ловко уворачивался от гиганта палангай. В отличие от здоровяка он экономил силы и бил только тогда, когда ему ничего не грозило.
"Битва двух объевшихся филей".
Действительно: закутанные в несколько слоев одежды воины производили комичное представление. Гладиусы в их руках казались детскими ножиками.
– Я приказываю: хватит!
– выкрикнул Немерий и со злостью снял маску. Лицо исказила ярость, ноздри хищно затрепетали.
Сидящая рядом с Тиберием Кретика вцепилась в ручку саней, попыталась прыгнуть на снег, но зацепилась за ремни палангаев и, плача, рухнула на землю. Между тем, Сертор широко размахнулся гладиусом, предоставив противнику прекрасную возможность пронзить грудь, и, лишь когда острие вражеского меча вспороло куртку, он резко отклонился в сторону и ударил ногой палангая в живот. Тот согнулся пополам, рухнул на колени, хватая ртом ледяной воздух.
Немерий подбежал к гиганту и повалил на снег мощным толчком плеча. Представившейся возможностью отомстить воспользовался поверженный солдат: он подскочил к Сертору и отрезал гладиусом нос. Тиберий услышал душераздирающий крик. Крик начался еще до того, как из раны здоровяка полилась горячая кровь.
Скривившись от ужаса, кудбирион выхватил длинный меч из-за пояса и несколько раз влепил эфесом в лицо бесчестного палангая. Тот упал кулем и потерял сознание. Драка прекратилась так же быстро, как и началась.
– Дагулы вас дери!
– взревел Немерий.
– Лекаря мне! Живо-живо!
От крови гиганта валил густой пар. Если сейчас не помочь бедняге, то она заледенеет и... Даже думать об этом не хотелось.
"Пора и мне вмешаться".
Тяжело вздохнув, Тиберий помог Кретике подняться и направился к кудбириону. Жена здоровяка рухнула на колени перед мужем, принялась реветь так громко, что заложило уши. Вовремя подоспевший лекарь отпихнул её, снял волосяные варежки, засунул руку в кожаный мешок, висевший на его плече, и достал бинты и склянки с черной густой жидкостью.
Вблизи рана Сертора показалась еще более мерзкой: из ошметков носа лилась черно-бурая кровь, походившая в темноте ночи на ореховое масло нуци. Гигант, однако, остался невозмутим и, открыв рот, смотрел на далекие звезды.
Немерий склонился над ним и, тоном не терпящим возражений, сказал:
– Рассказывай, проклятое отродье! Что произошло?
Здоровяк, давясь собственной кровью, лишь пожал плечами. Лекарь поднял его голову и, капнув лекарства из склянки на рану, приложил белоснежную линумную тряпку к тому, что осталось от носа.
Хмыкнув, Немерий склонился над потерявшим сознанием палангаем, снял его маску, принялся бить по щекам. После нескольких ударов солдат очнулся.
– Если ты, дерьмо дагулов, сейчас мне не объяснишь из-за чего началась драка, то - клянусь богочеловеком!
– выколю тебе глаза и засуну в задницу!
Стерев рукавом кровь из разбитого носа, парень посмотрел сначала на кудбириона, а затем - на Тиберия. И лишь затем еле слышно пробубнил:
– Я лишь сказал этому идиоту, что его жена очень красивая, когда он набросился на меня и принялся рубить гладиусом.