Я (не) ведьма
Шрифт:
Мне он показался весьма мерзким человеком — с неопрятной бородой, длинным искривленным носом и маленькими глазами. Этими глазами он так и буравил меня, как будто решил провертеть в моей голове две дыры. И я похолодела, услышав, что это — «его люди». Может, серебряная цепь — вовсе не знак рыцарского ранга, а просто прихоть? И вот этот старик и есть король Баллиштейна? Не мог сам победить на турнире — отправил молодого вассала добывать невесту…
Я посмотрела на отца, но он добродушно махнул рукой:
— Представляйте!
И мне ничего
— Сэра Эдейла вы уже знаете, леди, — заговорил со мной старший из послов. — Мое имя — Годвин Раскел, я бывший наставник короля Чедфлера, а сейчас возглавляю эту миссию.
Я кивнула, показывая, что поняла и запомнила. С моих плеч словно свались две наковальни. Не король. И на этом спасибо.
— Это — сэр Бриенн, — представил он мне еще трех рыцарей, — сэр Лаэрд и сэр Йорген, а рядом с вами — мой сын. Эрик Годвинсон.
Поприветствовав каждого рыцаря, кого называл сэр Раскел, я кивнула сэру Эрику самому последнему, и он опять порозовел от волнения.
Рыцари кивали в ответ, но как-то настороженно посматривая на меня, а сэр Эдейл и вовсе кивнул, глядя в бокал, и допил остатки вина, затребовав у слуги еще. Он не посмотрел на меня, и это было досадно, потому что его я приветствовала с таким холодным и надменным видом, что самой леди Готшем впору было позавидовать.
— Мы все поклялись служить вам до последнего вздоха, — торжественно сказал сэр Раскел, и было видно, что он очень горд своим служением. — Такую клятву взял с нас перед отъездом милорд Чедфлер.
— Его величество просит твоей руки, — подсказал мне отец, широко улыбаясь.
Я поняла, что он выпил уже столько вина, что мир кажется ему радужной страной фей, в которой не существует ничего плохого.
В отличие от отца, леди Готшем словно пребывала в мире ледяных троллей — даже лицо ее напоминало ледяную маску с застывшим выражением вселенской скорби.
Теперь, когда отец обратился ко мне, я могла говорить. И я сказала.
— Благодарю вас за добрые слова, милорд отец, сэр Раскел. Я смущена и удивлена оказанной мне честью.
Учтивые и пустые слова, но отец остался доволен. Наверное, ему было только на руку, чтобы я говорила поменьше и со всем соглашалась.
— Я дал согласие от твоего имени, Кирия, — сказал он, поддевая на нож кусок оленины и отправляя в рот. — Нет смысла тянуть, когда жених хорош, а невеста ценится на вес золота, — тут он хохотнул, но под змеиным взглядом мачехи кашлянул в кулак и произнес важно и громко, чтобы слышали все за столом: — В качестве свадебного выкупа Баллиштейн передал в Санлис двадцать тысяч золотом, двадцать ларцов отборных рубинов, двадцать тюков лучшей восточной парчи и двадцать мешков пряностей.
Присутствующие, не сговариваясь, ахнули, а что до меня — я и вовсе потеряла дар речи, превратившись на несколько секунд именно в ту молчаливую благородную девицу, которой пыталась показаться.
Выкуп и в самом деле был куда
Я беспокойно заерзала, и мачеха взглянула змеиным взглядом уже на меня, приказывая сидеть неподвижно и молчать.
Может, на севере другие порядки?
Сэр Раскел, посчитал, что самое время сделать мне комплимент:
— Вы прекрасны, леди, — сказал он с полупоклоном в мою сторону, с хрустом отрывая от утиной тушки ножку. — Наш господин будет очарован. Уверен, вы тоже найдете его привлекательным.
— Это несомненно! — заверил его отец. — Кирия, скажи!
— Я буду счастлива увидеть мужа, милорд, — сказала я чинно, хотя все в груди так и кипело. — Мне известна ваша мудрость, я полностью доверяю вашему выбору.
— Леди не только красива, но и умна, — похвалил меня сэр Раскел, и остальные с готовностью его поддержали, превознося мой ум.
Хотя большого ума, чтобы поддакивать отцу, и не надо было. Справилась бы даже Стелла.
Я поблагодарила сэра Раскела улыбкой, тайком подавив вздох и облегчения, и разочарования. Значит, все правильно. Жениха здесь нет.
Король Баллиштейна посчитал, что для Кирии Санлис будет достаточно миссии его слуг. К чему волноваться, если он щедро заплатил отцу, чтобы точно согласился выдать дочь. Когда Ольрун узнает, за сколько меня купили… Мне стало противно и мерзко на душе. И правда чувствуешь себя телкой на вилланском рынке. Особенно когда все так беззастенчиво на тебя таращатся.
Особенно отталкивающим был взгляд сэра Раскела. Я не могла избавиться от мысли, что он смотрит на меня оценивающе, как людоед, который решает — настолько ли вкусна дичь, насколько приятна на вид.
Последовала очередная перемена блюд и вынесли говяжьи ребра с шалфеем и гусей, фаршированных яблоками. Жареные гуси были любимым блюдом моего отца, и сейчас он поглядывал на них с такой нежностью, с какой, пожалуй, никогда не смотрел на своих дочерей. Особенно на меня.
Слуги все подливали и подливали вина, и гости постепенно становились веселее и развязнее. Кто-то раскатисто хохотал, слушая соседа, кто-то подпевал менестрелям, в такт ударяя по столу полой говяжьей костью.
Перед каждым гостем поставили по прекрасной фаянсовой тарелке, но многие предпочитали пользовались огромными ломтями хлеба. На них клали мясо, истекающее ароматным соком, а потом бросали хлеб собакам, которые крутились здесь же. Мне редко приходилось присутствовать на пирах и никогда не нравилось сидеть за общим столом — нечистоплотность многих лордов вызывала чуть ли не тошноту. Я опустила глаза в тарелку, вяло ковыряла в рагу ложкой, и избегая смотреть на пирующих, которые жадно подъедали все, что видели перед собой.