Я не вернусь. 3, 4, 5 части.
Шрифт:
– Что ж вам, девочкам, на месте не сидится?
– сказала доктор, у которой, по-видимому, было особое отношение к молодежи.
– И куда только твои родители смотрят?
– Доктор, я беременна?
– Сдашь анализы - будем знать точно, но думаю, что да. Небось, аборт делать хочешь? А не надо, молодая ты еще... Что ж ты с ребенком будешь делать? Школу-то хоть успела закончить?
Я тут же ответила, что мне 22 года и я воспитатель по образованию. И еще добавила, что девственности лишилась в 19. Зачем сообщила последний факт - не знаю. На всякий случай.
Женщина посмотрела на меня, потом на сидящую за соседним столом медсестру, которая подтвердила мой возраст, и уже более спокойно сказала:
– Ну, это меняет дело.
А мне радостно так было... Чудо. Определенно чудо.
Об этом я думала, когда шла домой и блаженно улыбалась всем прохожим на улице. Сто к одному, что они принимали меня за чокнутую.
Нет,
Почти все знакомые девушки моего возраста к этому времени уже были замужем. Я им не завидовала. Тем более что некоторые из тех, кто... связали себя узами брака, скажем так - были не совсем счастливы. Самый яркий пример - моя бывшая одногруппница Лена Кобыленко, которая громче всех смеялась надо мной и остальными незамужними девчонками, мол, вы - неудачницы, а я уже жена. В итоге эта жена через год развелась со своим мужем, и еще через недолгое время начала встречаться с другим. А Вадик Селюков, мой бывший одноклассник, развелся на почве измены. И у Кати с Шамилем было не все гладко, на самом-то деле. Н-да... печально, печально.
Когда анализы подтвердились, я уже представляла, как приду вся такая внезапная к Саше и загадочным голосом поведаю ему важную новость. И увижу на его лице такую же, как и у себя, счастливую улыбку будущего папы...
Вот он - железный айсберг, о который разбился мой хрустальный корабль мечты. Это для меня счастье стать мамой - важное и долгожданное, а вот для Саши - совсем даже наоборот. Скорее, нежелательное. А что скажут его родители... и подумать боялась.
Я же ненормальная, чё! И аргументы в доказательство этого факта у Сашиной матери были неоспоримы. Нельзя так сильно любить. Нельзя так сильно переживать. Нельзя так сильно ревновать. Нельзя... нельзя... нельзя. А я любила и переживала, и ревновала - очень сильно. Как вывод - у меня развитая шизофрения.
А как нужно любить? Слабо? Или средне? Есть такой градусник со шкалой, как у Цельсия, который определяет чувства? Нету. И выключателя тоже нет, чтобы вдруг - ЩЁЛК!
– и любишь уже не так сильно или не любишь вовсе. Спросите у любого любящего человека - чувства подразумевают и переживания, и ревность, и желание быть всегда рядом, обнимать-целовать...
– Родной, давай встретимся?
– Зачем?
– Хочу тебя увидеть.
– Посмотри на мою фотографию.
– А еще хочу понюхать, пощупать, потрогать...
– Еще и потрогать? В каком месте?
– Саша, ты извращенец!
– Э, ты сама предложила...
– Ну так что, увидимся?
– Возможно...
Я всегда степень своих чувств к человеку определяю одним-единственным вопросом - готова ли я отдать жизнь за него, если потребуется? Ну там, сердце пересадить или почку... За маму, за сестру, за дедушку - да. И за Сашу - ответ положительный.
Когда я уже уверенно знала, что беременна, единственным разумным решением было возвращение "блудной Кристины" - так называла меня Катя - в Казань. Кстати говоря, это был единственный на моей памяти случай, когда супруги Бероевы ожесточенно спорили, решая за меня мою же дальнейшую жизнь и жизнь будущего малыша. Подруга чуть ли не приказывала рассказать обо всем Саше и потребовать от него узаконенных отношений. А Шам, к моему огромнейшему удивлению, несмотря на пресловутую мужскую солидарность, советовал мне - цитирую: "прекращать дурью маяться и вернуться в Казань, потому что ничего путного такой парень как Саня не сделает". Благо жить и работать мне там было где. Сейчас думаю - почему я сразу не послушала Шамиля?
Мои родные не говорили ничего по этому поводу - они еще не знали. Это потом мама каждый телефонный разговор начинала словами: "Ну, что вы с Сашей решили?"
Но все же сказать Саше было нужно. Для этого с помощью моей очень хорошей знакомой Кати Косенко была тщательно продумана возвышенная речь с признанием в любви и постепенным переходом к другому признанию - более важному и актуальному. Но Саша смог меня удивить.
Глаза в глаза подобное я ему сказать боялась - а если он меня в стену впечатает или на ремни порежет? Поэтому позвонила по телефону - да здравствуют современные средства связи! Прочитав по листочку заготовленную речь (к сожалению, тот листочек не сохранился, в нем было что-то вроде: "Саша, я очень рада, что мы с тобой когда-то встретились... люблю тебя сильно-пресильно... ля-ля-ля... тополя..." - очень красивая и эмоциональная речь, дядя Пушкин рядом не стоял), и когда остановилась перед последней, заключающей фразой: "...у нас будет ребенок" - Саша не дал мне договорить и спокойно спросил:
– Ты беременна, что ли?
Как ему удалось сохранить хладнокровие - думаю, загадка даже для самого Саши. Слишком хорошо я его знаю - в тот момент его раздирало на куски от противоречия, и он метался от "Как быть?" до "Что
Чудом уговорила его не рассказывать матери - догадывалась, чем это чревато. Она сразу же потребует аборт. Или денег предложит, чтобы я Саше не навязывала ребенка. Я и не собиралась. Была готова сама воспитывать малыша. Но мне нужно было решение Саши - его, собственное. Не знаю, зачем. Я никогда на него не давила в полном смысле этого слова. Это было бесполезно - мои слова не значили ровным счетом ничего. Они всего лишь раздражали воздух пустыми звуками. Но я очень хотела, чтобы Саша решил САМ, чего он хочет. Не то, к чему так активно склоняла его мать, и не то, что подсказывали друзья, и не то, на что надеялась я, а то, что он сам решит, руководствуясь своим сердцем и своим разумом. Я бы приняла любое его решение, если бы оно было сугубо его, личным, а не тем, которое изо дня в день вдалбливала в него Наталья Викторовна. Я надеялась на это крошечное чудо - что Саша вспомнит о том, что на его плечах все-таки есть своя голова.
Но, видимо, лимит чудес на мою долю был исчерпан.
Саша предложил подождать две недели. И эти две недели я была как на иголках, прекрасно понимая, что от него решения зависит мое будущее и будущее малыша.
Нет, внешне я была спокойной. Саше звонила только пару раз - говорили за работу, погоду, друзей. Я делала вид, что кроме погоды за окном меня ничего больше не интересует. Я прекрасно понимала, что в те дни в нем происходили такие метания, какие испытывают загнанные в угол хищники. Ему нужно было осознать свое будущее отцовство и понять, что делать дальше. Какой же он тугодум, на самом деле...
Казалось бы - что такое две недели? Однако эти четырнадцать дней грозили растянуться в бесконечность, и вот уже прошел месяц...
О моем положении узнали все, включая Наталью Викторовну. Как это обычно бывает? Кто-то сказал кому-то, тот еще кому-то - и цепочка замкнулась на госпоже Вычеровой. Я очень хотела сохранить свою беременность в секрете. Чтобы никто не знал до самого победного. Саша же все рассказал друзьям. Нет, его можно понять - ему нужен был дружеский совет, но... Я боялась не только того, что его мать устроит мне апокалипсис, но еще и чужой зависти. Моя бабушка называла это сглазом. Помню, когда узнала о том, что эта новость дошла до Яны Куниной - я ей позвонила и... Не знаю, может, виной тому гормоны или действительно у меня с головой не все в порядке, но как же ругалась! Кажется, тогда я выдала все свои скудные на тот момент познания в области абсценной лексики. Если бы Яна была рядом - я бы ей язык отрезала. Потому что она-то, точнее, ее мама (но не могла же я крыть матом родительницу бывшей подруги?) рассказала обо всем Наталье Викторовне. Я не знала, как госпожа Вычерова отреагировала на эту новость, но была уверена, что Саша в большей степени не звонил мне все это время из-за нее. Да, возможно я ошибалась и искала ему оправдание, но почему-то кажется, что именно в этот раз интуиция меня не подводила. Она вообще меня никогда не подводила, когда дело касалось Сашиной матери. Ну, философию можно опустить - на деле родители выгнали Сашу из дома, и он несколько дней жил у Леши Грибачева. Потом, правда, все нормализовалось, но я до сих пор помню свою мандражку, когда Саша собирал вещи. Я просила его тогда солгать родителям и сказать, что беременность ошибочна. Думала, что вот малыш родится - и все нормализуется. Господи, это ж надо было быть такой наивной! Что могло нормализоваться? Наталья Викторовна встретила бы меня у дверей с хлебом-солью, а дядь Вова - с плакатом "Добро пожаловать"? Три ха-ха четыре раза! Они бы меня с лестницы спустили, а малыша Наталья Викторовна в детский дом бы определила - сказала бы, что такой сумасшедшей как я, детей доверять нельзя. Нет, правда. Она однажды заявила, после того, как... блин, нехорошее воспоминание... В общем, после того, как я в Казани полгода жила - по ее словам в псих.больнице, мне было прямым текстом сказано, что я больше не смогу работать по диплому воспитателя - видите ли, таким психичкам нельзя доверять детей. Я не хотела работать больше в детском саду - до этого полтора года отпахала с малышами - и впечатления остались не самые радужные. Нет, детей я очень люблю, но на моих плечах тогда лежала колоссальная ответственность за тридцать чужих четырех- и пятилетних малышей! И я безумно рада, что сейчас работаю с бумагой. Появились новые возможности, новые перспективы, и что греха таить - гонорар несколько больше. Смогу ли я вновь вернуться в детский сад? Если убрать все чисто формальные вопросы - да, смогу. И общий язык с детьми-родителями найду, и ответственность понесу. Но с технической стороны я на следующий же день сбегу с этой должности. Банальное планирование, которое занимает все свободное время, и подготовка к различным конкурсам вводят меня в зону ступора. Поэтому лучше я буду зависать над статьями в журналы, чем займусь подобной волокитой. Странно слышать подобное от той, кто и так круглыми сутками работает на компьютере, правда? Но есть разница. Дело в том, что мне надо постоянно себя развивать, чем-то занимать... А в садике возможностей для саморазвития нет, это я могу с уверенностью сказать.