Я [ненавижу] аристо
Шрифт:
— М-М-М-В-У-У-У-Ш-Ш!!!
И тут же повисла тишина.
Не было больше скрипа от прорастающей в воздухе чёрной паутины. Не было шипения бирюзовых молний и треска от голубых искр. Только полупрозрачная пыль плавно и бесшумно оседала над выжженным участком пола.
Рядом с которым лежало то, что осталось от Пушкаря.
— Бегите… — Живой глаз рядом с оплавленной половиной лица покосился в нашу сторону. Уцелевшая рука слабо оттолкнулась от пола, поворачивая
Но ещё одна конечность тоже пошевелилась в куче чёрного пепла. Она состояла из тонкой сетки шипастой паутины.
Резко разогнувшись в нашу сторону, кривая лапа заграбастала обрывки коридорного ковра. И пока она вновь сгибалась, подтягивая себя ближе ко мне и Таисье, на ней снова выросла чёрная кривая пасть:
— Верни нам то, что украдено…
Я снова попятился. И вдруг упёрся спиной в конец коридора. Прямо за мной было лишь широкое окно, выходящее на парковые заросли.
— Она… — Шипастая рука из ажурного чёрного инея указала кривым пальцем на мою ношу. Её кривой рот переехал поближе к запястью. — Нам нужна её сила… Верни…
И после этого говорящая конечность ещё раз повторила свой ползущий манёвр, приблизившись ко мне ещё немного.
И ещё:
— Верни…
И ещё…
— Верни!
— Нет. — Я прижался спиной к стеклу, продолжая прижимать к себе тело девчонки.
— Но она украла… У нас…
— Нет.
— Украла и у тебя… У вас всех…
— Нет.
Ползучая рука остановилась и приподняла ладонь с кривым ртом:
— Ты же её ненавидишь… Мы это видели… Мы это знаем…
— Может быть… — Я покосился на бледное лицо Таисьи.
А что бы она сделала на моём месте? Или её родственники? Что если бы на её месте был я? Или мой брат. Или моя мама?
— Украла… Верни… Ненавидишь… — Рука словно читала мои мысли. И подползла ещё немного — уже почти вплотную.
Это правда. Мне действительно есть за что ненавидеть таких, как она. И мне не нужен лишний повод, чтобы превратить эту ненависть в ярость. А ярость — в смертельно опасную силу… И когда я буду достаточно силён, они больше никогда не смогут быть надо мной властны…
— Да-а-а… — Кривой рот, кажется, попытался улыбнуться своими шипастыми губами. — Её сила наша… Их сила твоя… Верни её нам… И сам станешь сильнее…
…Но и вы не будете мной командовать. И если я захочу отомстить всему свету, то это будет только мой выбор.
Моя ненависть!
Моя ярость!
Моя сила!
И только моя воля!
— Нет. — Я шагнул
— Но у тебя же нет выбора…
— Ошибаешься! Я только что его сделал!
О да… Вот она… Та самая ненависть. Тот самый гнев. И та самая ярость. Они охватывают меня каждый раз, когда кто-то вдруг начинает считать, что он вправе мной командовать. Вправе забрать у меня последнее. Вправе превратить мою жизнь в боль. Вправе отнять мою волю…
И каждый раз я чувствую это пламя в груди. Там, где сердце начинает биться всё сильнее и сильнее. Где закипает кровь и раскаляются нервы. Там, где эта ненависть превращается в силу…
— Верни… — Когти из чёрного инея потянулись к телу Таисьи…
— НЕТ!!! — Ещё раньше я перехватил эту клешню своей рукой. Раскалённой добела…
— Ты слаб!!! — Чёрная пасть кривила свои шипастые губы рядом с моими пальцами, словно пытаясь их укусить.
— Это так… — Я сжал раскалённые пальцы ещё сильнее, продолжая обнимать тело девчонки свободной рукой. — Но я стану сильнее. А вы… Вы все ничего без меня не можете!
Когда я сжал раскалённый кулак до конца, рассыпавшиеся по полу чёрные осколки смешались с рыжими искрами. И превратились в пепел.
Упрямец…
Тишина.
Вот только у нас… В отличии от тебя… Есть вечность…
Ещё через пару мгновений исчез и пепел. А где-то на грани восприятия я услышал четыре лёгких смешка. Сиплый, шипящий, тонкий и басовитый.
И когда поднял взгляд от пола, то увидел на лестнице Ромула.
С каким-то ленивым любопытством он оглядывал сломанные перила, дыры на полу и стенах. Шагнув дальше и чуть наклонившись, опричник заглянул в комнату с сорванной дверью. И потом внимательно осмотрел выжженное пятно рядом с тем, что осталось от Пушкаря.
— Здравия желаю, майор. — Дёрнув уголком рта, Ромул слегка кивнул старику.
Но облокотившийся на стенку ветеран лишь вытер кровь у себя из-под носа уцелевшей рукавом уцелевшей руки. И, хрипло прочистив горло, презрительно сплюнул опричнику под ноги сквозь подпаленную бороду.
Ромул пожал плечами, приподнял рукав на левой руке и глянул на часы:
— Ровно сутки, Тим. — Наконец-то он поднял взгляд на меня. И я разглядел в его тёмных глазах знакомые огоньки. — А это значит, что я был прав. И для тебя, мой юный друг, всё только начинается…
Конец первой книги. Продолжение следует.