Я побит – начну сначала! Дневники
Шрифт:
Взрослый фестиваль – кризис кино. Детское кино – это свежий воздух, это солнце и море.
Я не хочу никого учить, преподавать, я хочу поделиться своими мыслями, ощущениями и наблюдениями. Я ничего не собираюсь утверждать, просто я при вас хочу поразмышлять, не боясь ошибки и не опасаясь высказать совершенно неверное суждение. Я хотел бы быть понятым в общем, я хотел бы, чтобы мои слова были общей атакой на существующие предрассудки в области взгляда на детское кино для маленьких.
Взрослое кино устроило развлечение из всего: из проблемного фильма («Пробка»), из фильма садистического – глобальное развлечение.
Детское кино на прошлом фестивале обнаружило ту же тенденцию.
Начало:
Я не хотел ничего утверждать, я хотел бы, чтобы мне было любезно позволено не претендовать на правильность
27.07.83 г
Они вынесли Вале Малявиной обвинительный приговор? [100] Это просто подонство. У них нет улик, нет доказательств, им это приказано, иначе ничем объяснить это нельзя. Специально не разрешили магнитофон, стенографисток, не дали повторных экспертиз, отказали в отводе суду и экспертам, все построено на откровенной лжи. И сейчас хотят уничтожить важнейшие улики – дневники погибшего Жданько, где черным по белому написано его собственной рукой, что он хотел покончить с собой.
100
Мы с Р.А. ходили на суд по обвинению В. Малявиной в убийстве ее гражданского мужа С. Жданько. Это случилось пять лет назад. Как было на самом деле, знали только они. Но как шел суд, какие были свидетели и что они несли – из области абсурда. Не истина интересовала суд, а посадка Малявиной. С помощью ее родных, адвоката С. Арии и нашей удалось добиться пересмотра приговора – вместо девяти лет ей дали четыре.
Валю убирают – кому-то она не нужна на свободе, или знает что-то, или… даже не знаю, что и думать, но ее убирают.
Скирда-Пырьева пустила слух, что это хлопочет Ю. Борисова, которая-де была любовницей Жданько, – но этого маловато, чтобы суд пошел на такое преступление. Нет – это домысел Скирды, но кто-то очень серьезный приказал Валю посадить.
Хочу завтра пойти к Трубину в РСФСР и к Емельянову в московскую прокуратуру. (Это все просто пугает!) Валя невиновна.
Монтаж идет с трудом. Ищу переход с сожжения на день рождения. Пока он многоступенчатый и малоэмоциональный…
Очень труден урок физики, но вполне преодолим.
Надо завтра доделать переход на день рождения и сделать отъезд. Далее останется финал (и переход на отъезд).
Сокращения идут слабо, в общей сложности сократил метров 150–200, это пока две серии, их и надо сделать; если же выйду на 3500–3400, надо просить утвердить их как две серии в порядке исключения.
1) Поговорить с прокатом. (Или не торопиться?)
2) Поговорить с Госпланом, с Минфином.
Может быть, подготовить письмо о том, что в иных случаях могут быть две серии по одному часу.
Монтировать – если брать сам процесс и усилия режиссера – легче средний материал. Урожай невелик, особенно беречь нечего, ибо потерять нечего, потому любой сбор благо.
Богатый (роскошный) материал, снятый щедро, с большим количеством находок монтировать очень трудно – надо сохранить по возможности все ценное и при этом не погубить целое.
Это, как оказывается, не так уж и невозможно, но трудно и трудоемко: нужна бдительность по отношению к материалу и, как ни странно, к себе. Важно не поддаваться ни сверхбережливости, ни сверхщедрости – дескать, много! А для этого необходимо: 1) критерий (закон); 2) время (проверка варианта); 3) стремление к целому.
Собственно, стремление к целому и есть критерий – но только в результате. Короче – не обязательно лучше. Монтировать надо кусками, строить целое. Надо определять подход к куску – а) подробный; б) проходной; в) акцентированный и т. д. Монтажный блеск – неточность: кусок может быть блестящим именно как проходной, и
У монтажа есть стиль. В «Чучеле» эффектные склейки часто раздражают, как бестактность по отношению к содержанию.
Закон монтажа в «Чучеле» – необходимость, простота, ясность.
Почему-то раздражает повторение планов – бедность, искусственность, лучше обойтись, чем повторять планы.
Евтушенко я пригласил на просмотр очень непродуманно – он закомплексовал, покрылся пятнами и во всеуслышание «поздравил» меня с замечательной антифашистской картиной (в присутствии Карена) – вот заложил. И заложит еще всерьез. Я ему специально звонил на дачу, чтобы он этого не делал, – озлился, зло сказал, что не будет меня упоминать в «своих статьях», а наутро принес отзыв, хоть я его об этом вовсе не просил: куда мне его отзыв? [101]
101
Никакого зла картине Е. Евтушенко не сделал, но страх за «Чучело» был у Быкова велик, и не зря.
Картина идет к двум сериям сама, не спрашивая меня – «будем посмотреть».
Меня хотят свести с Мишиным (редактором журнала «Пионер») – хорошо бы открыть ему большую программу по детскому кино.
На 28.07.83 г., пятницу
Надо бы закончить монтаж своих поправок, сложить финал и новый сон – татар: как ее сон и его видения одновременно.
Леночка – слово хорошее, Очень хорошее слово, В нем хороша основа, Тут семя особое брошено! Лена – льняное имя, Тут не проста эстетика, Но это вам не синтетика, И не какая-то химия! Тут вам не просто растение, Лен – естество и прочность. Хотя в нем есть и порочность, Особенно в дни цветения!###
Уж очень сердце бедное стучит, Который день уж пульс сто двадцать! Наверное, не надобно бояться, Но будет жаль, коль сердце огорчит! Не надо, доброе мое, прошу – не надо! Ты у меня – приятель хоть куда, Мое богатство и моя награда, Что нам с тобой забота иль беда! Я так люблю, что ты не равнодушно, Что стало зрячим, сделалось судьбой, И боли человеческой послушно, И радости, что нам дана с тобой! Прости, что я курю, наверно брошу, Я обещаю, ты уж погоди, А то какой-то кашель нехороший, Дыхание со свистом, боль в груди! Пройдет, поверь! И будет все как прежде, Все по плечу нам, все, что мы хотим, А коли нет, так на одной надежде Продержимся, а жизнь не отдадим! Мы, друг, на самом интересном месте, Своей судьбы! И нечего тужить, В ладу бы только с совестью и честью, До остановки нам твоей прожить!