Я побит - начну сначала!
Шрифт:
Я, видно, болен не на шутку, Я, видно, спятил наконец, Мучения надел венец, А дело-то на самокрутку. Перекурить бы это все, Покрыть бы трехэтажным матом, И встать в свой ряд опять солдатом, А я уперся, как осел. Ну, не осилил я, не смог! Ну, не сумел! Подохнуть, значит? Нет, встану! Встану — видит Бог! И ничего, что чуть поплачу...
14.02.84 г.
Кубисты предвосхитили наше сегодня: люди, сбитые в прямоугольники построений, — какая-то естественность конечной массовости. Геометрия толп проявляется как черта организованности. Стремление к организации — закон структуры, это жизнеспособность структуры. Толпы,
Очень важно, будет ли 15-го обсуждение и что последует за ним. Вслед за «Чучелом» идет и Туманян, и Абдрашитов, и Таланкин, и Наумов. Страшновато - не захотят ли «товарищи» исправить это, как направление [115] .
Беги, мой конь, несись, скачи,
Бей по камням копытом.
И сердца боль, как свет в ночи,
Да будет всем открыта!
Да будет жизни круговерть!
Пусть боли не убудет...
Да будет день, да будет смерть,
Да будет все, что будет!
115
На 15-е февраля 1984 года в городском доме пионеров на Ленинских горах было назначено обсуждение «Чучела» с учителями, подготовленными Московским комитетом партии. Но смерть Ю.В. Андропова отменила его.
15.02.84 г. (В ночь)
До сих пор не могу понять, будет или нет завтра обсуждение. Не хочется даже гадать, что будет с картиной дальше. Лена, по-моему, сильно взвинчена, сильнее обычного. Трудно ей терпеть такие нагрузки. Надо отдыхать. Поездка во Францию тоже должна стать отдыхом, да как ее на это подвигнуть? Может случиться, что это для нее станет еще одним напряжением. Это беда.
15-16.02.84 г.
Во мне играет легкий пламень
Без пышных вспышек и чудес,
Без клубов дыма до небес,
Но он легко сжигает камень.
16-17.02.84 г.
Прошло обсуждение в Доме кино. Все хорошо. Косарева подошла и сказала, что с картиной все окончательно хорошо и чтобы я перестал волноваться (понимай — «делать волну»).
Сегодня узнаю: под председательством секретаря Моссовета по культуре Б.В. Покаржевского заседала комиссия по культуре (при Моссовете). Покаржевский сказал, что показывать картину нельзя. Итак, в Москве ее показывать не будут.
Так уже было с «Телеграммой» — не стали показывать в Москве, не стали показывать нигде. Ленинградцы первые высказали солидарность. А уж за Москвой и Ленинградом — все!
Завтра все же собирают просмотр «учителей». Но уже не в Доме пионеров, а в Управлении кинофикации. Дама из гороно сказала, что собирает уже не она, а горком через райком. От гороно вызвали троих.
Все советуют мне не ехать туда, но как надо бы, чтобы стало точно известно, как и что они будут говорить... Подбор учителей и их настрой будет ясен. Тем более что зал вообще вмещает всего сорок человек. Нужно точно, поименно знать весь список людей.
...Сидели до двух у Железникова.
И снова каменный мешок, Безвольный день и вялый шок, И вход без выхода, Как вдох без выдоха.
И снова жить, и снова ждать, Держать удар и сбить не дать,
И снова день, и ночь, и день, По капле слез точить камень, А слез не хватит, То кровью капать.
И ритм ломать, и рифм не ждать, Держать удар и сбить не дать, Плевать на бремя, Играть на время.
И будет день, и ночь, и день, И песнь, и свет, и свет, и тень,
И пьедесталом, Тот камень алый.
В мешок экскурсии войдут И там живым меня найдут. Окаменею — Я ждать умею.
Отчего-то не верится, что картину могут загубить, что ее закроют. Предадут забвению. Отчего-то не верится. А ведь может быть.
18.02.84 г.
Да тут еще оказалось, что 15-го Велихов приходил на «Чучело» и его не пустили. Лера говорит, что он не на шутку рассердился и теперь не хочет с кино никакого дела иметь. (Неужели такое может быть? Так может поступить Церковер, но не Велихов [116] .)
116
15-го была премьера. Велихов опоздал, не догадался спросить у администратора билет, а мы уже стояли на сцене. Так же ушел Эдуард Церковер, бывший товарищ по Студенческому театру, корреспондент «Известий».
Вызывал Сизов. Мудак и тщедушный подонок американский журналист написал кислую, но политическую статейку о «Чучеле». Переврал мои слова. Якобы я сказал так: «Дети не символ общества, а само общество, которое состоит из шпионов, сумасшедших, политиков, террористов и борющихся за свою власть». — Идиот и пошляк. Так у него в головенке трансформировалась идея о гармонии детства, где одна из его черт — политик. Клише восприятия или профессия фискала — не важно. Важно, что каким-то образом это — обвинение картине.
Сизов хочет, чтобы я пошел к Гришину [117] . Это его хитрость. Тогда я буду не его, Сизова, распоряжения по переделке не выполнять, а самого Гришина. Просят сократить (решительно) костер и директора школы. (И этого нельзя делать, да и на этом они не остановятся.)
Как надоело все это! Как все это пошло, мелко. Какая антисанитарная игра!
19.02.84 г.
Внутри массовой культуры работает механизм «эхо» — все немедленно тиражируется.
117
В.В. Гришин — первый секретарь Московского горкома КПСС.
Алла Пугачева не может успеть, например, оторваться от репертуара ресторана. Они не «потом» ее исполняют, а «тут же». Она поет свои вещи «после» ресторана, после радио и ТВ. Так толпа сжирает кумира.
Механизм «эхо» — это механизм и иных реалий: так сообщаются новости, так освещаются события. Блок новостей — что-то вроде жвачки. Жвачку выплевывают, сколько бы ни жевали. Новости одноббразны, не однообразны, а именно одноббразны. Это клише — потому новостей, собственно, нет. При этом рождение нового образа тут же рождает блок — тираж — клише. И снова все сливается, льется, загустевает и останавливается. Найденное мною в «Спор-клубе» (честный разговор) тут же было тиражировано другими передачами, затоптано набежавшей толпой, смято, сметено и не может более существовать.