Я подарю тебе «общак»
Шрифт:
Лапа отпрянул, насколько это позволяли кандалы. Никогда в жизни он не видел такого страшного лица у живого человека. Тонкий шрам, деливший надвое лицо Калганова, побелел, и каждая половина жила словно собственной жизнью. Одна, с покрытым бельмом глазом, казалась мертвой, а другая, напротив, – живой и безумной. Она дергалась, лицевые мышцы сводили судороги, а в глазу светилась бездна. Превозмогая мистический ужас, Лапа внезапно резко подался вперед и ухватил Калганова за нос зубами. Начальник ОГПУ рванулся и отскочил назад, зажимая лицо одной рукой. Во второй у него появился «наган». А Лапа, улыбаясь, выплюнул кусочек носа под ноги палачу:
– Как тебе это, урод!
– Подохни! –
Лапа закрыл глаза, приготовился к смерти, но выстрела не прозвучало. Он снова открыл их и увидел, что Калганов убирает «наган» обратно в кобуру, зло гнусавя при этом:
– Хотел легко отделаться, падла! Не выйдет!
Берта кинулась помогать шефу. Через десять минут тот опять сидел в кресле с бокалом коньяка и забинтованным лицом. Лапа вздохнул. Очередной его план улизнуть провалился.
То, что они делали в дальнейшем с Эльвирой, не поддавалось описанию. Ее вопли перекрывали гремевшую музыку и резали «медвежатнику» уши. Он закрыл глаза, однако ему на этот раз ничего не сказали. Палачи настолько вошли в раж, что уже ничего вокруг не замечали.
– Ну, вот и все, – произнес Калганов, обтирая тряпкой окровавленную шашку, – теперь займемся молодцем.
– Конечно, займемся, – с придыханием прошептала Роза, подмигнув «медвежатнику».
Берта, забрызганная кровью с ног до головы, в пропитанном насквозь кровью халате, приблизилась к кресту. Ее безразличные глаза скользнули по телу жертвы и расширились от страха. К этому моменту Лапа уже был близок к помешательству. Дыхание со свистом вырывалось из его груди. Глаза были дико вытаращены. Мышцы вздулись. В тех местах, где кандалы врезались в кожу, показалась кровь. На глазах у Берты одно из толстенных звеньев, державших правую руку «медвежатника», немного разогнулось, а крепление на другой руке слегка вышло из дерева. Послышался жалобный скрип креста.
– По-моему, мы с ним не справимся, – пробормотала она и попятилась. Лапа напоминал ей взбесившегося медведя, который вот-вот готов сорваться с цепи.
– Вкати ему успокоительного, – приказал Калганов, – а потом повесим его на крюк.
Берта виновато посмотрела на начальника, но не сдвинулась с места. Ей не очень-то хотелось остаться без носа или какой-либо другой части тела.
С недовольным видом Калганов открыл дверь и позвал охранников:
– Вот, надо этого битюга перетащить сюда и подвесить. Шевелитесь!
Бугаи-охранники, ростом поболее самого Калганова, приблизились к «медвежатнику». Один схватил его за правую руку, второй потянулся к левой. Задача казалась им простой, однако едва щелкнула первая защелка, Лапа с дикой силой вырвал освободившуюся руку из захвата охранника и одним ударом проломил ему голову. Гигант беззвучно рухнул сначала на колени, затем завалился на бок. В его глазах навсегда застыло удивление. Лапа врезал второму охраннику, но тот успел отстраниться, и удар оказался смазанным. «Медвежатник» лихорадочно расстегнул вторую защелку, и тут его атаковали все разом. Калганов и оставшийся охранник прижали к кресту, Берта вонзила в шею шприц с успокоительным, медленно ввела содержимое, но выдернуть иглу уже не успела. Лапа схватил ее одной рукой за горло и сдавил так, что у начальника медчасти выпучились глаза и язык вывалился. Роза сначала пыталась разжать его пальцы, затем била по руке кастетом, ударила в лицо. Калганов и охранник тоже продолжали его бить, удерживая вторую руку. Им казалось, что борются они не с человеком, а с изваянием из стали, не чувствующем боли. От свирепого рыка Лапы вздрогнул даже охранник,
Затем Калганов изловчился и двинул «медвежатнику» рукояткой пистолета в висок. Лапа сразу обмяк и повис в руках палачей. Его пальцы разжались, и Берта рухнула на спину.
– Как она? – прохрипел Калганов, сгибаясь под весом тела «медвежатника».
– Мертва, – потрясенно прошептала Роза, пощупав пульс у Берты. На всегда безразличном лице начальника медчасти теперь застыло выражение безграничного ужаса.
– Вот гнида! – проревел взбешенный Калганов и сорвал весь свой гнев на охраннике, возившемся с крюками лебедки: – Ты, придурок, бросай это дерьмо и помоги мне! Давай, чего смотришь как баран! Да не туда! Бери его за ноги! Посадим на стул.
Охранник метался, не зная, куда ему деваться. Они кое-как усадили Лапу на металлический стул-гарроту, зафиксировали руки, ноги и шею. После этого Калганов склонился над Бертой и стал собственноручно проверять пульс.
– Витя, она мертва, – прошептала Роза, коснувшись его плеча.
Калганов поднялся с посеревшим лицом и процедил:
– Этот урод теперь будет умирать так, как не умирал еще ни один человек на земле. Давай начнем с газовой горелки. Поджарим немного мясца. Это быстро приведет его в чувство. – Повернувшись к охраннику, он рявкнул: – А ты чего тут стоишь? Давай за дверь! И позвони, чтобы прислали кого-нибудь прибрать тут. – Когда охранник вышел, начальник ОГПУ поменял пластинку на патефоне, поставив «Марш Буденного». Он знал, как Лапа относился к красным, и решил, что эта песня будет для него дополнительной пыткой.
У церкви Слон встретил своего старинного друга – «клюквенника» Савелия Дикохта-Симаньянца – сухонького подвижного старичка в кепке, черной рубашонке и залатанных штанах. Тот как раз выходил из церкви вместе с толпой прихожан, унося в карманах кошельки парочки ротозеев-богомольцев, и сразу обратил внимание на кашлявшего пожилого человека, опиравшегося на стенку.
– Слон, неужели ты! – воскликнул Савелий, распознав знакомого под нехитрой маскировкой, и радостно кинулся к нему: – Я уж думал, тебя пришили.
– Пока нет, – осторожно ответил Слон, озираясь по сторонам. – А почему меня должны пришить? Я никому ничего плохого не сделал.
– Может, и не сделал, – кивнул Савелий и рассказал о слухах, дошедших до него.
Оказалось, что Портной, встав на место убитого Дрозда, объявил всем, что в смерти вора в законе повинен именно Слон. На сходке его приговорили и теперь разыскивают.
– А ты что ж, меня предупреждаешь? – усмехнулся Слон. – Со мной-то и стоять рядом теперь опасно.
– А мне Портной не авторитет, – оскалился Савелий.
Слон стал расспрашивать его о Лапе, но тот ничего не слышал, поэтому, поблагодарив Савелия за информацию, он пошел дальше. Приговор воров не стал для него откровением. Он ожидал этого и был спокоен, как никогда. Весь день Слон прочесывал места, где обычно ошивался Лапа. Обошел всех любовниц, дома терпимости, гостиницы и несколько раз даже сталкивался с бандитами Портнова, делавшими то же самое. Приходилось срочно уносить ноги. Но потом он подумал, что действует неправильно. Лапу надо было искать не в тех местах, где тот обычно бывал, а в тех, где не был, но знал, что там бы его точно приняли, накормили, напоили. От напряженной работы мысли у Слона даже голова разболелась. В памяти всплыло лицо певицы из кабака на Кривой. Ее, кажется, звали Эльвирой. Это была единственная красивая женщина в округе, с которой Лапа еще не успел переспать. Она ему явно симпатизировала.